Крах кровосмешения в брехтовском исполнении

Работа Андреаса Мерц-Райкова «Моя правда твоей ценой» в Омске бесследно пройти не могла. Слишком яркий калейдоскоп получился при анонсировании премьеры «Пятого театра»: режиссер – самый молодой номинант «Золотой маски» за спектакль по Бертольду Брехту, авторы пьесы – лауреат Нобелевской премии и четырехкратный лауреат Пулитцеровской премии Юджин О'Нил, а сама постановка воплощается в Сибири в первый раз. Для кого-то впечатления превзошли ожидания, а кто-то не ожидал предложенного пирога. Но равнодушных отзывов спектакль не дождался – тем любопытней он становится для будущих зрителей.

Мерц-Райков поставил спектакль по мотивам трилогии «Траур – участь Электры». Траура в спектакле не занимать, но дерзкого траура, не черного, а в ярких красках. Участь Электры тоже расписана всей палитрой – от трагичного черного до гавайского розового. В режиссерской версии спектакль получил название «Моя правда твоей ценой» - каждый доказывает правду ценой жизни и судьбы другого. Я люблю его – умри в доказательство. Я любила его – я умру в доказательство. Ты должна любить меня – пусть другой умрет в доказательство.

Сцена встречает нас светлым деревянным коробом, визуально – из фанеры. На одной из стен знаменитая на весь мир надпись «Love is…». Под первым впечатлением от этого элемента сценографии мы вспоминаем самое милое, чем можно продолжить фразу «Любовь это...». Но спектакль нам предложит такие блюда, как месть, злость, ненависть, отчаяние, обида. Солянку из самых грешных чувств дают нам О'Нил и Мерц-Райков.

Дом пороков, дом войны. Как на всякой войне – свои стратегии и свои потери. Война в семье закручивает каждого героя в свой коловрат. Кстати, и действие пьесы, которая была создана О'Нилом на основе трагедии Эсхила, происходит после американской гражданской войны. Вернувшись с войны, кто по окончанию, кто из-за ранения, попадают в бойню бытовую, чувственную, любовную и сексуальную, и еще более жестокую, ведь ее семейная камерность не оставляет надежды на благородство.

В центре трагедии две женщины – мать по имени Кристина (Мария Долганева) и дочь Лавиния (Анастасия Шевелева). Дочь не хочет делиться с матерью отцом, а мать считает дочь единственным напоминанием брачной ночи. «Яблоком раздора» становится капитан Брант (Сергей Шоколов), с которым Кристина обсуждает совместное будущее и убийство своего мужа. Долганева уверенно и с блеском в глазах, диким шепотом остервенелой женщины убеждает слегка напуганного ее кровожадностью любовника. Чтобы усилить интимность момента, режиссер выводит лица героев проекцией на плоской стене декорации. Этот прием снова будет использован в спектакле. Избегая фиксированной записи, проецирование идет «вживую», камеру держит в руках девушка в черном (Екатерина Бардыш), абсолютно не стесняясь своего присутствия на сцене. Все честно, и без прикрас. Все пороки на лицо, все тайны на суд зрителей.

Отец, генерал Эзра Мэннон (заслуженный артист РФ  Владимир Остапов), возвращается с войны с признанием в любви к своей жене. Он сух и подтянут в своей генеральской форме, но стоит ему ее снять – словно груз всей войны обрушивается на него, и мы видим уставшего старика, который хочет одного – услышать от жены хоть одно ласковое слово, сломать безмолвную стену между ними и пойти спать. Но он уже побывал на войне, а его супруга с поля боя уходить не собирается, затевая решающую битву и побеждая в ней. Эзра повержен, сражен, а Кристина, нарушив шестую заповедь, приняла на себя великий грех, который ей нужно искупить. О смерти Эзры мы предупреждены заранее. Строчка «Ночь, когда умрет Эзра Мэннон» трижды «режет» декорации. Зрителю, не посвященному в текст пьесы, только предстоит томиться вопросом, как именно произойдет трагическое свершение. После развязки режиссер равнодушно оставляет труп одного из главных героев и внахлест бросает нам сцену неловкого чаепития в честь прихода сына Кристины и Эзры с войны.

Орин (Роман Дряблов) так же, как и отец, не ждал продолжения военных действий, а Кристина уже выбрала его орудием против родной дочери. Ранее Эзра, презрительной усмешкой Владимира Остапова отзывается о трусости сына.  Но, узнав, что сердце матери занято любовником Брантом, и осознав, что мать является убийцей отца, Орин приходит в ярость. Им овладевает чувство мести и, он убивает самое дорогое, что есть у его матери – ее любовника и приносит трофей к ее ногам. Так, Кристина проигрывает бой. Застреливается она неожиданно, пред этим поднявшись по залу мимо наблюдающих зрителей с отчаянным и вопросительным возгласом «Жить!». Мы слышим громкий выстрел, который произвела отчаявшаяся женщина, и даже кровосмесительная любовь сына не может ее спасти.

Мария Долганева  поистине величаво уходит с глаз зрителей. Подтянутая как струна, с глубоким трагическим голосом, героиня молилась, чтобы муж погиб на войне, и привлекла любовника к убийству, чтобы он потом никуда не делся. В любви у Кристины тоже есть стратегия и, когда битва проиграна, ей остается только уйти, передавая бразды правления дочери-победителю. Именно Брант замечает, как они похожи. «Вы во многом очень похожи на мать. Таких волос, как у вас с ней, нет больше ни у кого», - опрометчиво говорит любовник Кристины, вселяя в Лавинию гнев.

Итак, кубок войны между супругами переходит к младшему поколению. Пальму первенства со своей смертью Кристина передает своей дочери-сопернице. Лавиния же, подпитанная смертью отца, станет сильнее, изворотливее, и блюдо ее мести, обиды на любовника, злости на брата и приправой участи Электры уже остыло до льда. Андреас Мерц-Райков символично переодевает дочь в ярко-розовое платье матери для второго акта. И если Кристина выглядела в нем этаким зрелым цветком, то Лавиния с ее растрепанными волосами больше напоминает фурию на грани безумия – резкие и широкие шаги, широко раскрытые глаза, требовательный фальцет. Анастасия Шевелева откровенно пугает зрителя, всем своим видом предупреждая, что дальше будет только хуже. Мужчины вокруг начинают исчезать – не со сцены, а тихо стираясь на фоне накала сумасшествия этой маленькой женщины.

Младшее поколение еще полно сил и способно даже попробовать мирное время, однако, ненадолго. Лавиния пробует любить добродушного Питера, которому она ранее отказала из-за своей нужности отцу, но ярость и злоба в ней плещутся через край. Брат пробует пережить смерть матери, но эдиповы струны в нем слишком громко играют. И попытка держаться за руки, пережив свое наследие, обрушивается с грохотом падающих тел.

Проигравшие жизни бойцы от своих мстителей и случайных свидетелей никуда не уходят. Они кружатся над братом и сестрой в ироничном гавайском танце, подчеркивая абсурдность своего присутствия. Зритель же осознает эту абсурдность, но переход от мрачных криков, размазанных черных глаз и шуршащих платьев, к гавайскому настрою принимает хоть с удивлением, но и с некоторым облегчением. Сразу «войти» в малознакомый для омского театрала стиль постановки достаточно тяжело. Но нам интересно наблюдать, как ненавязчиво и с улыбкой мертвые напоминают о себе, не прекращая танцевать. Им приходится обиженно, по-брехтовски удалиться, когда Лавиния в безумии прогоняет их со сцены.

Рано или поздно, пожираемая собственной мстительной злостью, Лавиния вводит в свое безумие и брата. И остается последней на поле боя. Ей уже не с кем воевать, и Анастасия Шевелева кричит от отчаяния, повергая зрителей в последний шок спектакля.

Сильнейшей и кульминационной сценой, обнажающей безумие и порочность героев, становится диалог брата и сестры на кладбище. Орин приходит сюда с лопатой к могиле матери. Андреас Мерц-Райков заставляет зрителя ужаснуться этой мизансцене. Трупы снова присутствуют, надев маски, они – свидетели того, как за них происходит отмщение за вероломность Лавинии. Действие происходит в темноте, снова светит только проекция, в ее осторожном мерцании Орин разоблачает ревность и ненависть сестры. Дряблов в яростной дрожи произносит ключевую фразу «Я сейчас в положении отца, а ты – матери». Поколение перешло в поколение, снова задев кровосмесительную страсть, и сосредоточилось на одной только Лавинии, собрав все грехи «убитых ею» людей.

Нервность постановки, сухость и бравурность – брехтовская манера может оказаться для неподготовленного зрителя напыщенной и даже невыносимой. Стеклянные глаза актеров, шекспировские взмахи руками, гортанные вскрики – все складывается в гармоничный карнавал вкупе с пышными костюмами от художника из Санкт-Петербурга Надежды Осиповой. Поначалу светлая сцена и кружевные платья даже становятся мощным контрастом темноте действий и мыслей героев. Но затем цвета словно смешиваются в общей карусели гротеска. Изощренная война между членами семьи, серый кардинал в дамском черном платье на глазах зрителей становится диктатором. Можно ли жить дальше, переступив через смерть? Можно ли остаться победителем, если на поле боя повержены те, кого ты не удержал? Не лучше ли уйти от войны с помощью самоубийства, но зато освободиться навсегда? Режиссер не только дает прямые ответы  на прямые вопросы, но и позволяет зрителю со стороны насладиться злорадством над не таким уж всесильным злом.

Фото предоставлены пресс-службой "Пятого театра"