В Омске прошли публичные слушания, на которых деятели культуры и члены общественной палаты высказались относительно нашумевшей постановки в Новосибирском театре оперы и балета.
Должен ли был извиниться экс-директор Борис Мездрич, почему режиссер Тимофей Кулябин поставил именно такой спектакль и нужно ли контролировать театральных деятелей? Ответы на эти и другие вопросы – во мнениях экспертов.
Вот говорили о Тимофее Кулябине. Он дипломный спектакль защищал в Омском академическом театре на Камерной сцене. Он окончил ГИТИС, и его папа, мой хороший товарищ, директор театра «Красный факел» попросил: «Пусть не у меня (Кулябин поставит спектакль), пусть у вас, в лучшем театре провинциальной России». Тимофей решил сам написать инсценировку по Гоголю под названием «Невский проспект». Написал, помогли литчасть, актеры, творческий коллектив, поставили спектакль. Так мы проехали с ним пол-Европы. И последние гастроли были в Страсбурге – играли два-три спектакля в день в течение 10 дней, это был успех грандиозный. Там были заняты все ведущие актрисы омской драмы. Потом Тимофей знакомился с европейскими театрами, стал расти и сейчас говорит: «Театр открыл все, что можно было в мире открыть, кроме одной темы – это религия». И он решил себя попробовать сразу на православии. Ну, понятно, он воспитывался как атеист, а может, нет, но поколение все равно другое. Художника надо поправлять, и, по-моему, для Тимофея это такой большой урок.
Понятно, что это трагедия, Мездрич – директор с таким огромным опытом, с таким большим стажем, проявил, может, мужество, а может, слабость, не стал идти на компромисс вроде «а я свое детище буду защищать». А надо признать, извиниться публично, и все было бы нормально.
Пришел Боря Мездрич. Хороший директор, хороший – вопросов нет. Но то, что сегодня вся страна стоит на ушах из-за этого «Тангейзера», – это только его вина. Хорошего директора. Я говорю свое мнение. Что там плохого – мы не видели, я тоже не видел и видеть не хочу. Но я слышал и я знаю, что плохое там есть одно: когда кто-то, любая вера говорит «нет», надо прислушаться, сказать «извините» и закрыть! Если бы Боря это сделал, не было бы этого шухера ни в январе, ни в феврале, ни в марте. Все! Видеть не надо, слышать надо, надо мозгами шевелить. Как можно в голом виде любого человека любой веры выпускать на сцену? Не надо, нельзя.
По поводу Новосибирского театра. Я скажу, что часто там бываю, потому что у меня сын живет в Новосибирске, или какие-то наши мероприятии там, или мы ездили поздравлять театр оперетты. И действительно Борис Михайлович – очень сильный директор и очень сильный менеджер. И, конечно, к нему прислушиваются, и то, что сейчас это так раздули… Не знаю.
В какой-то вечер на РБК я услышала выступление кинорежиссера Александра Сокурова. И вот он говорит: «Друзья мои, вы посмотрите и почитайте Конституцию России». Мы же говорим о творчестве. В театре все может быть, там же постоянно должна происходить трансформация, иначе будет скучно, иначе к нам никто не пойдет. Надо все время будоражить. Ну да, какие-то вещи не получились, но это нужно было решить по-другому, а раздули на всю страну. Сейчас я смотрю, все деятели культуры выступают в защиту Мездрича, редко кто против. Я его никак не оправдываю, но мне кажется, что это чересчур. Мы творческие работники, мы вправе ошибаться.
Не все так гладко в нашем датском королевстве, потому что театры сейчас вошли в эпоху постмодернизма. Вернее, искусство вошло в эту эпоху.
Не только в Новосибирском театре оперы и балета, а «Онегин» в «Красном факеле» – какой-то бордель, и дворовые девки ходят в голом состоянии. Это все постмодернизм, и нужно здесь знать меру и ориентироваться на ту атмосферу, в которой мы находимся. Можно это показать где-то в Милуоки, к примеру, а в Омске нельзя. Или, наоборот, можно показать в Омске, а в Милуоки нельзя. Театр должен понимать, что он живет в этой атмосфере со своим зрителем. И на это нужно реагировать. Эта связь начала теряться не по вине театров, а вообще в искусстве – связь зрителя, творца, актера и так далее.
Мы обратили внимание, что надо очень осторожно подходить к приезжим режиссерам – они видят здесь мощную экспериментальную площадку, мощный актерский потенциал, мощную поддержку, и они сюда тянутся. Но они порой используют наши театры для эксперимента. Им где-то не разрешают этого делать, а здесь они могут и идут на эксперимент. Здесь есть благодарный зритель, который даже при плохих спектаклях встает и аплодирует. Но должна быть мера, должна быть ответственность. Да, мы будем иметь какие-то неадекватные ситуации, потому что само искусство видоизменяется.
Я технарь по образованию, поэтому меня не заносит ни в какую философию. Во-первых, я против всякой цензуры. Действительно, это дело театров. Во-вторых, как с «Левиафаном» – «я не видел, но фильм, конечно же, плохой». Точно так же мы не видели спектакль «Тангейзер». Я всегда не там, где большинство, и я считаю, что надо видеть сначала, а потом обсуждать.