Как нам назвать его? Итак, был термин с запутанной коннотацией: полицейский, «фараон», «лягаш», потом милиционер, «мильтон», «мент». В этих определениях со смыслами все ясно и привычно – общедоступные лексемы и лингвистические единицы из арго. Наименования вроде «policeman», «constable» сегодня стало почти родным благодаря Голливуду. Но этой весной в «Рассее»... Вот он стоит уже с первого марта 2011 года в такой знакомой, очень советской форме, с традиционным набором свойств и достоинств, а к нему: «Господин полицейский»? Фольклор мечется в раздумьях от «полиционера» до «милипоцера» или того хлеще «милицая».
«Господин полицейский «Дядя Степа», – молодежь еще адаптируется к такому выверту, а воспитанный на Сергее Михалкове народ язык сломает.
И вот что важно, играя со словом, фольклор зачастую очень точно определяет его смысл. Первая попытка – «полиционер», а уже многое ясно. Слово приживется или забудется – явление останется. Кто нынче помнит «ваучер»? В глубинах подсознания словечко плавает, что был де такой красивый «кидок» по кличке приватизационный чек. Но то была разовая акция с короткой памятью, а с явлением «господин полицейский» нам жить неопределенно долго. И ассоциативный ряд уже навязан с самого верха, полицейский – это проверенный на полиграфе, взяткоотторгающий, вежливый и высокопрофессиональный правоохранитель в отличие от коррумпированного, злого, бьющего по зубам милиционера. Законопослушная публика ликует, криминальный элемент плачет... Но вбитый эпохами невзгод скепсис упрямо шепчет: «Не все так просто»…
Президент Медведев считает переименование милиции в полицию символом обновления правоохранительной системы... Экс-милиционеры в отставке сомневаются... Народ чешет голову... Политологи гадают... Будущие полисмены по долгу службы молчат... Наша редакция решилась на эксперимент: свое суждение о мартовской полиции огласят представители всех вышеперечисленных социальных групп (просьба учитывать, что президент РФ – не социальная группа). Нашим первым собеседником стал специалист по борьбе с оргпреступностью, подполковник МВД в отставке Игорь Сафарянц.
Вопрос: Согласно Большой советской энциклопедии, полиция (от греч. politéia – управление государством) – это в эксплуататорских государствах система особых органов надзора и принуждения, а также карательные войска внутреннего назначения… Милиция (от лат. militia – войско) – это административно-исполнительный орган государства, призванный обеспечивать охрану общественного порядка, социалистической собственности, прав и законных интересов граждан. Итак, Россия меняет милицию на полицию, что изменится помимо названия?
– Никогда ничего не меняется. Была милиция в СССР, милиция в новой России. Все по-прежнему. Сыщик, преступник, методы обнаружения, поиска, доказательная база, улики, свидетели, работа с агентурой – что здесь можно изменить? Вместо криминалистики другую науку придумать?
Даже нормативы не поменялись со времен социализма: план раскрываемости и прочая рутина. Эти показатели можно «нарисовать», фальсифицировать, а можно сделать по-настоящему, то есть раскрывать преступления. И я, милиционер, знаю людей, которые становились жертвами этих нормативов, заложниками дутой отчетности. Вот российский пример на все времена: есть статья 102 УК РСФСР «убийство» – а у следователя слишком высокие показатели по тяжким, поэтому он может переквалифицировать с «убийства» на «тяжкие телесные повреждения», на 108-ю статью. Слишком низкие показатели – он 108-ю перерисовывает на 102-ю, и вот оно, раскрытое убийство, а это совсем другая мера ответственности для обвиняемого... Так было и так, увы, сохраняется до сих пор. Нормативы… Милиция должна работать по факту преступления, а нормативы придуманы, чтобы на каждого «крючок» был...
Вопрос: Но если вдруг не совершается «нужное» количество преступлений, тогда что?
– А ничего. Вот были такие деревни, например, преступность ноль, а как-то отчитываться надо, вот и приходится милиционеру «пририсовывать» показатели. Это нужно не милиционеру, это нужно власти. Пришел Путин, жизнь должна измениться, должна стать лучше, и кто-то показатели фальсифицирует, а жизнь на бумаге становится хорошей. Я допускаю мысль, что самому Путину такое «улучшение» совсем не нужно, но система так отстроена. И это где угодно – хоть на производстве, хоть в медицине, хоть в милиции. Вот должно быть лучше, даже если уже хорошо, а иначе зачем начальник сидит? Что начальнику с трибуны говорить? И самое главное – так работает закон, что пострадавший от преступления ничего не получает...
Вопрос: Прецеденты переименований на постсоветском пространстве были: любитель пожевать галстуки Михаил Саакашвили, например, придумал такую реформу: уволил всех милиционеров сразу – от министра МВД до последнего постового. Вся правоохранительная система поменялась в один день. Место традиционных грузинских милиционеров заняли обученные по западным стандартам парни из деревень с приличной зарплатой, перспективой бесплатного образования и жилья, но только в случае безукоризненного исполнения служебного долга. Изменился и уголовный кодекс, сегодня в Грузии за то, что человек публично признает себя «вором в законе», он «автоматом» получает десять лет заключения. В итоге авторитеты срочно перебрались в Россию, коррупция в МВД пока минимальна, может, и нас ждут такие перемены?
– Ничего радикального в системе российского МВД не произойдет. Под любым официальным названием в органах работали как порядочные и честные люди, так взяточники и карьеристы. Так было всегда. И ни название, ни оклад не влияет на коррумпированность. Порядочность – вот единственный критерий, а переименование... Знаете, были ВЧК, ОГПУ, КГБ, теперь ФСБ, что изменилось? Цели и задачи прежние! А для чего переименовывают? В каждой системе много просто глупых людей, и не надо этого скрывать. Этому глупцу необходимо имитировать деятельность, создавать суету, повышать статус. Это обыкновенные бюрократические игры! Полиграф вводят, детектор лжи – это вообще чистая профанация. А самые простые вопросы по-прежнему без ответа. Например, куда девается конфискат? Поищите его... Вот где нужна прозрачность, как это конфискованное служит на благо общества. Если конфискацию вернут, а то, что происходит с конфискованным, будет неясно, то это не мера наказания, а способ рейдерства...
Вопрос: В старом итальянском фильме честный полицейский коротко сформулировал свое служебное кредо: «Если государство мне платит так мало, что я вынужден ходить в дырявых носках, значит я буду в них ходить. Я пришел в полицию из-за обостренного чувства справедливости, а не за большими деньгами». Вы согласны с такой позицией?
– Я абсолютно согласен с такой позицией! Вот это и есть настоящий честный мент! У такого «к рукам не прилипнет». Это врожденное качество. Вот и с бандитами можно общаться по-разному. Есть «кроты», работающие на бандитов, есть оперативники, вербующие в их среде агентуру. И те, и другие общаются с криминалом, но вот только результат разный...
Вопрос: Какая милиция была эффективней: до или после великой капиталистической революции?
– Эффективная милиция – это честная милиция! А страх людей – это общее озлобление общества. Людям нужна работа, образование, социальные гарантии, уверенность в завтрашнем дне, и тогда градус озлобленности снизится. Если этого не дать обществу, то никакая реформа преступность не снизит. Уровень преступности определяется степенью озлобленности общества. Когда возможность созидательно работать и хорошо зарабатывать будет у каждого человека, нам даже нанотехнологии и переименования не понадобятся, чтобы сделать техническую революцию или преступность победить.
Вопрос: А чтобы Вы реформировали сегодня в МВД?
– Вернул бы честь и совесть как главное условие для службы в милиции.
Вопрос: И последнее, почему закрыли отделы по борьбе с организованной преступностью?
– Потому что организованная преступность победила, надеюсь, временно...