Экономист Андрей Илларионов

Оранжевый клубок из ближневосточных революций, киевского Майдана и Болотной площади. Трупные запахи от растерзанных тел самих «революционеров» и Каддафи. Все это предлагается сегодня как гарнир к главному политическому блюду по имени «Выборы». Страх, даже искусственно нагнетаемый, – инструмент безотказный.

Безотказный и апробированный. Но это уже было, помните? «Лишь бы не было войны», «Отец народов», «Гарант стабильности», меняется все кроме сурдинки, под которую в России можно делать все, что угодно. Например, бессрочно править… «Оранжевое пугало» стало новой медийной фишкой. Хотя апельсиновая Украина вроде и не померла в страшной обоюдной резне, ни до, ни после «апельсинового» Ющенко – так же приворовывает газ, ест сало и готовится принять чемпионат Европы по футболу… Правда, Тимошенко подсела, ну так это дело житейское – посидит и выйдет. А в Рассее всех убеждают в грядущем катаклизме, если, конечно, не выберут, кого положено. Любопытная ситуация – бесполезно все: идти на выборы или не ходить, не изменится ровным счетом ничего. Лики те же, словеса тоже. Цугцванг – любой ход проигрышный… «СуперОмск» предлагает своим читателям очень неожиданное и очень актуальное интервью известного экономиста и даже, как поговаривали в свое время, «серого кремлевского кардинала» (ну, одного из) – Андрея Илларионова.

Илларионов: По масштабам фальсификаций голосование 4 декабря принципиально не отличается от голосований 2007 года и 2008 года. Принципиальных изменений не произошло. Поэтому здесь вопрос не в том, что власть стала более наглой в деле фальсификаций, а в том, что общество стало более нетерпимым к этим фальсификациям. Так что со стороны власти никаких изменений не произошло. Произошли изменения со стороны общества. Власть же не считает необходимым реагировать на эти требования, власть не считает необходимым проводить какие-либо изменения, кроме косметических, кроме обеспечения дымовой завесы, которая бы могла отвлечь внимание или каким-то образом ослабить движение протеста. Власть занимается провокациями и дискредитацией, в том числе и тех, кто организует эти митинги, мы стали свидетелями этого. Но самое главное – власть готовится к реваншу. Власть серьезно готовится к осуществлению крутого виража, когда от вот этой так называемой либерализации и демократизации она развернется в совершенно другом направлении. Это произойдет очень скоро. Мы не можем здесь прогнозировать на 100%, потому что мы не находимся в тех штабах, в которых эти решения обсуждаются и принимаются. Но мое ощущение заключается в том, что, [...] уже в начале следующего года, в январе, мы станем свидетелями совершенно других решений и совершенно других действий. И, собственно говоря, ясно, что при том уровне поддержки, которую сейчас имеет Владимир Путин… Последние опросы общественного мнения показывают, что уровень его поддержки, даже по тем, скажем так, социологическим службам, которые в общем-то и сейчас вызывают некоторое недоверие, судя по тому, какие результаты они давали раньше, оказывается, не выше 34–36%. Это означает, что даже масштабные фальсификации уровня 4 декабря могут не позволить Путину победить в первом туре того голосования, которое назначено на 4 марта. А второй тур для него является абсолютно невозможным, потому что второй тур становится непредсказуемым: масштабы протестного голосования могут оказаться таковыми, что практически все оппозиционные силы могут объединиться вокруг того второго кандидата, кто окажется во втором туре. И это становится настолько рискованным, что тогда уже никакие фальсификации, какие бы масштабы они ни приняли, не помогут обеспечить победу Путина. Поэтому это означает, что ему нужна победа в первом туре. Но в первом туре он не может победить, судя по тому уровню поддержки, который он имеет на сегодня, судя по тем трендам, которые наблюдаются сегодня. Это означает, что ему и тем людям, которые вместе разрабатывают эту программу и которые не могут помыслить, чтобы он и все эти люди, весь вот этот клан, вся эта корпорация, покинули власть, и, соответственно, потеряли собственность, средства, безопасность, свободу и, может быть, даже и жизнь, это означает, что они должны предпринять нечто такое, что сделает все остальные вопросы совершенно мелкими по сравнению с тем, что произойдет.

Мы видим, что предпринималось в прошлом даже не в таких случаях, а в подобных случаях. Мы видим просто, что у кандидатов в президенты России или у тех людей, кто думал о том, что мог бы быть президентом России, жизни закончились, в общем-то, печально, и они погибли насильственной смертью. Достаточно вспомнить Галину Васильевну Старовойтову, застреленную в подъезде собственного дома, Сергея Николаевича Юшенкова, застреленного перед подъездом собственного дома. Один из организаторов партии «Либеральная Россия», хотя он не был кандидатом в президенты и не рассматривал свою такую перспективу, господин Головлев был застрелен. Генерал Лев Рохлин был застрелен в собственном доме в июле 1998 года. Генерал Александр Лебедь, пришедший третьим на президентских выборах 1996 года, погиб в вертолетной катастрофе. Харизматичный генерал Трошев… Я оставляю в стороне их политические взгляды, это не имеет значения в этом случае, но генерал Трошев как бы задумывался о власти и обладал огромной поддержкой, популярностью в войсках Северо-Кавказского округа – погиб в авиационной катастрофе под Пермью. Кандидат в президенты Украины – здесь имеет смысл, что в данном случае это постсоветское пространство, и Украина не рассматривается как чужая страна, тут как бы международных границ нет – Вячеслав Черновол погиб в автомобильной катастрофе в марте 1999 года по дороге в город Киев. Другой кандидат в президенты Украины Виктор Ющенко был отравлен и чудом спасен австрийскими врачами. И так далее.

Исходя даже из этого достаточно короткого списка… Да и другие, скажем, например, лидеры Чечни, от Джохара Дудаева, Масхадова, Яндарбиева, других – все погибли насильственной смертью. Я не говорю даже о тысячах, десятках тысяч людей, которые погибли в Чечне, погибли в других местах, кто погиб в результате разнообразных террористических актов и при непонятных обстоятельствах. Я говорю просто о том, что у нас есть в нашей истории. Это произошло не в других странах, это произошло не в прошлом веке, не в позапрошлом веке – это произошло в течение последних 10–13 лет, это на памяти нынешнего поколения.

Надо просто понимать, какие методы могут применяться по отношению к тем, кто серьезно задумывается о политической власти в нашей стране.

Вопрос: Когда Вы говорите о реванше, что конкретно Вы имеете в виду?

Илларионов: Я не могу сказать, какие конкретно действия могут быть предприняты, потому что там есть много людей, которые являются профессионалами, специалистами в разработке соответствующих мер. Но совершенно ясно, что среди этого набора, длинного набора возможных мер, есть разнообразные вещи. Есть несчастные случаи, есть террористические акты, есть некие «международные инициативы» по восстановлению «квази» Советского Союза под названием ЕврАзЭС или какого-то нового этого союза. И, соответственно, при возникновении какого-нибудь международного конфликта с участием вооруженных сил Российской Федерации понятно, что любые вопросы внутриполитической повестки дня совершенно блекнут по сравнению с этими вопросами. Кстати говоря, это дает дополнительные основания для введения специальных мер или чрезвычайного положения. В том числе с ограничением действия средств массовой информации, социальных сетей, с интернированием наиболее активных представителей оппозиции и так далее.

Это все столь часто и столь регулярно осуществлялось в разных странах мира, в том числе и в нашей стране, что исключать подобное развитие событий из рассмотрения, из анализа было бы крайне неразумно и недальновидно. Это просто надо иметь в виду. Если этого не произойдет – слава богу. Но, честно говоря, я не вижу иного варианта, при котором можно было бы удержать политическую власть и относительно как бы законно, относительно легитимно вернуться в президентское кресло 4 марта. При такой политической поддержке, при таких трендах политической поддержки, честно говоря, для меня это выглядит маловероятным. Ну, с первых шагов совершенно очевидно, что господин Медведев досиживает последние дни на своем посту. И, честно говоря, я не вижу вообще вариантов, по которым он досидел бы не только, скажем, до 7 мая, но и до 4 марта. Я, честно говоря, не вижу других вариантов, кроме того, что он уйдет на какую-то почетную работу.

Вопрос: Вы не исключаете досрочного ухода?

Илларионов: Ну, он мечтал, по-моему, быть ведущим радиостанции «Дождь» или профессором в «Сколково». Сейчас у него открываются уникальные возможности для этих и для других работ. А пост исполняющего обязанности президента России, по-моему, должен быть занят господином Путиным. Это будет, кстати, один из самых мягких пока шагов по получению политической власти. Надо иметь в виду масштабы того, что стоит на весах. На весах стоит политическая власть, к которой шли десятилетиями. Сейчас опубликованы данные о том, как изменялся удельный вес представителей силовиков, корпораций спецслужб в высших органах государственной власти в течение последних двадцати лет. В 1988 году это еще была горбачевская когорта, это работа Ольги Крыштановской еще до того момента, когда она вступила в «Единую Россию». Тогда удельный вес силовиков в высшем эшелоне российской власти не превышал 5%. Затем он резко вырос, буквально с самого начала, с 1991–1992 годов, буквально сразу же, как только изменилась власть, и очевидно, что эта власть изменялась совместными усилиями. Как один товарищ тогда написал: «Союз патриотических спецслужб и продвинутой номенклатуры». И затем этот показатель удельного веса быстро рос. Причем опять же скажу, что максимальный рост произошел в начале девяностых годов. А уже в двухтысячные годы произошло лишь, так сказать, некоторое еще повышение и легализация огромного количества тех людей, которые получили власть, которые получили экономическую власть, которые получили финансовую власть, которые получили в свое распоряжение экономические и финансовые ресурсы. Соответственно, обеспечивают себе они эту власть посредством контроля за медиа, контроля за политическим процессом, в исполнительной власти, в законодательной власти, в аппарате и так далее.

Представить себе, что не один Владимир Путин, а сотни и тысячи людей, которые получили все эти позиции, возьмут и так просто спокойно уйдут – конечно, было бы нелепо, это иллюзорно. Естественно, они будут делать все возможное, для того чтобы остаться у власти. Между прочим, вместе с Путиным или без Путина – это вопрос как бы важный, но, тем не менее, не такой важный…

Вопрос: Вторичный?

Илларионов: Как вопрос сохранения у власти. И, кстати говоря, пользуясь вот этим разговором, я хотел бы сказать, что при всей важности тезиса и лозунга о том, что Путин должен уйти – и это правильный, это справедливый лозунг –, тем не менее, было бы неправильным и неразумным концентрировать внимание только на Владимире Путине. Первое: возможны ли изменения? Ответ: да. Будут ли изменения? Точно будут. И это я вам просто сразу говорю.

Изменения точно будут, и даже обсуждать это не нужно. Третье: в каком направлении будут изменения? И вот ответ на этот вопрос сейчас уже можно точно дать ответ. Упомянутые выше – хорошо, что не обсуждавшиеся – заявления господина Медведева не имеют никакого отношения к жизни, и они уйдут вместе с господином Медведевым. Они сами по сути своей бессмысленны, но они уйдут вместе с ним. На самом деле гораздо более значимую роль играют не заявления, а действия.

А для руководителя, для политика, для человека, занимающего важные позиции, самым главным являются кадровые решения. Сейчас мы за несколько дней получили четкое представление о том, в каком направлении эти изменения будут. Эти изменения следующие. Господин Нарышкин стал руководителем Государственной Думы, сотрудник госбезопасности, работавший в одной из западноевропейских стран. Руководителем администрации президента – как ехидно заметил один из журналистов, по согласованию с Владимиром Владимировичем или, там, по его рекомендации – был назначен Сергей Борисович Иванов, сотрудник госбезопасности, долгое время работавший в этой сфере. И, наконец, сейчас вице-премьером назначен господин Рогозин. Этого достаточно.

В данном случае это реальная политика, которая будет осуществляться. Тот самый поворот, тот самый маневр, тот самый вираж, о котором мы с вами начали говорить чуть раньше, он проявляется в тех людях, которые назначены уже, назначаются сейчас и будут назначаться в ближайшее время. По сути дела, мы сталкиваемся как бы с подготовкой, условно говоря, ГКЧП-3. Ну, это не ГКЧП, потому что назначаются лица, которые и так находятся у власти. Но можно посмотреть, как двадцать с небольшим лет тому назад тот же самый Михаил Горбачев, собственно, подготавливал ГКЧП-1, когда назначались лица, которые потом сыграли ключевые роли в августовском путче. Как он подтягивал того же самого господина Янаева, как он снимал Николая Рыжкова и назначал Валентина Павлова, как он снимал Шеварднадзе и назначал Бессмертных, как уходили в отставку тот же самый Шеварднадзе, Яковлев и так далее.

Все такого рода путчи – они готовятся с участием первых лиц. Они не происходят в результате движений на Болотной площади или в каких-то других местах – они готовятся властями. И сейчас мы собственными глазами просто видим, как это готовится, как это осуществляется.

Произойдет это чуть раньше или чуть позже, произойдет это таким способом или иным способом – этому мы станем свидетелями, похоже, очень-очень скоро. Но то, что это осуществляется, то, что это готовится – ну надо быть слепым, чтобы этого не видеть.

В чем была суть того, что происходило последние двадцать лет в нашей стране? Это стыдливо замалчивают, как бы создали некоторые мифы, которые повторяются часто, о победе демократии в августе 1991 года, что вот, демократы пришли к власти. Кто-то их хвалит, кто-то восхищается, кто-то их ругает последними словами и так далее. Но это миф, этого не было. Произошло другое. Если вот переходить на язык социологии власти, к власти пришли две группы. Точнее, так скажем: в конце восьмидесятых и в начале девяностых годов к власти собиралась идти вот та самая группа, про которую мы говорили – союз патриотических спецслужб и продвинутой номенклатуры. Первые эшелоны, самые верхние эшелоны оказались снесены в результате августовских событий 1991 года неожиданно, этого никто не ожидал. Этого не ожидал Горбачев. Этого не ожидал Крючков, этого не ожидал Павлов – в общем-то, два главных лица, которые были основными закоперщиками этого процесса. Этого не ожидал сам Горбачев, который намеревался дать им возможность решить проблему Ельцина и решить проблему национально-освободительных движений в республиках, для того чтобы расчистить поляну. Так получилось, что они взаимно, так сказать, аннигилировали друг друга, и на поляну вышел Ельцин. Но дальше, провалившись с первыми фигурами, на поле боя вышли следующие эшелоны. И в дальнейшем, собственно, вот этот союз продвинутой номенклатуры и патриотических спецслужб оказался у власти. И он находился у власти все девяностые годы. В то время вот эта продвинутая номенклатура, эти технические специалисты, или, как теперь принято называть, системные либералы, или сокращенно сислибы, оказались у власти, оказались на первых позициях. Они помнили о том, что своим продвижением к власти они обязаны, в том числе, и нашим спецслужбам. И поэтому этот союз сохранялся все девяностые годы, и спецслужбы наращивали свое присутствие в течение всех девяностых годов.

На рубеже девяностых и двухтысячных годов, собственно, сформировался тандем. Вот это реальный тандем. Не этот смехотворный тандем, про который нам последние четыре года говорят – это тандем двух крупнейших, наиболее значимых социальных сил нашего общества. Это, с одной стороны, продвинутая номенклатура, технари, специалисты, которые очень много рассказывают о том, какие они крупные специалисты, как они знают всю экономику, как они знают все о проведении рыночных реформ и так далее. С другой стороны – это коллеги из спецслужб, которые обеспечивают безопасность и для них самих, и для всего этого политического процесса. Собственно, ни один из представителей демократического движения конца восьмидесятых и начала девяностых годов не оказался в политической власти. Ни один из тех лиц. Ни Юрий Николаевич Афанасьев, ни Галина Васильевна Старовойтова, ни Сергей Адамович Ковалев, ни Лев Пономарев. Назовите любого человека, кто был известен в том демократическом движении рубежа восьмидесятых-девяностых: кто из них оказался во власти на федеральном уровне? Ответ: никто.

Власть оказалась в руках номенклатуры, продвинутой номенклатуры, реформаторской номенклатуры, тех самых технических специалистов и спецслужб, которые, собственно говоря, эту власть держали.

На рубеже девяностых-двухтысячных годов тандем остался у власти, но соотношение сил изменилось. Вот эти патриотические спецслужбы, которые находились у власти, но на вторых ролях, вышли на первые роли. А сислибы потихонечку стали сдавать свои позиции и стали отодвигаться на второй план. И этот процесс мы наблюдали в течение двухтысячных годов.

Сейчас, в течение 2011 года, особенно ярким стал как бы разлом в этом тандеме. Не в смешном тандеме Путин-Медведев, а вот в этом принципиальном, в этом главном, серьезном тандеме: в тандеме между силовиками и сислибами. Это их дело, как и что они не поделили, почему они не поделили – тем не менее, разлом реально произошел. И та часть этого тандема, которая оказалась отодвинутой от власти, а это именно сислибы, посчитала себя как бы обиженной и начала какие-то соответствующие движения, в том числе и против тех, кто оказался у власти, и, собственно говоря, началось переформатирование. Самым неприятным для вот этого главного отряда, отряда корпораций спецслужб и в данном случае его первого представителя – Владимира Путина, оказался уход последних сислибов из власти. Уход этот был частично вынужденный, частично самостоятельный. Например, уход Алексея Кудрина.

Попытка Алексея Кудрина в этой ситуации, когда развивается политический кризис, а сейчас развивается очевидный политический кризис в стране, дистанцироваться от Владимира Путина, попытка сказать о том, что, дескать, нас не надо считать единомышленниками, была воспринята просто как личное предательство, как недопустимое поведение между двумя людьми, которые знают друг друга более чем два десятилетия, которые друг другу помогали в течение этого времени. И вот такое публичное дистанцирование было воспринято крайне болезненно. Неслучайно, что, пожалуй, наиболее серьезными, наиболее содержательными комментариями Путина на его встрече с общественностью были как раз комментарии по поводу Алексея Леонидовича. Это слова о том, что он является личным другом, что они близки, что они хорошие знакомые, что они только позавчера вот встречались. Собственно, был послан сигнал: «Дружок, если ты решил соскочить, то тебе это не удастся. Мы вместе сюда пришли – мы вместе отсюда и уйдем. Ты не думай, что у тебя это получится».

Но этот пример, на самом деле, наряду с определенным числом других событий показал тому же самому Путину, что в ключевых, таких радикальных, критических событиях, как, например, политический кризис, который мы переживаем сегодня, на сислибов надежды нет. И это означает, что вот этот самый тандем, который существовал два десятилетия, одно десятилетие в одном варианте и второе десятилетие он существовал в другом варианте, потерял одну из очень мощных опор, фундаментальных опор – сислибов. В данном случае и анализ, и политическая ситуация заставляют его теперь опираться только на одну оставшуюся ногу: на тех самых «преторианцев», на тех самых «семеновцев», про которых так некорректно спрашивали того же Путина на вот этом самом общении. У него другого выхода не остается. И, надо отдать должное, эти «преторианцы», эти «семеновцы» действительно сохраняют определенный как бы кодекс лояльности, они действительно следуют определенным правилам поведения, выработанным в этом кругу, и, действительно, в этом смысле они понимают ситуацию. Потому что если у сислибов еще есть шанс политического или иного выживания в другой конфигурации политической власти, то для силовиков другого варианта не остается. Они как раз оказались в положении той самой загнанной крысы, про которую тот же Владимир Путин так живописно рассказывал в своих воспоминаниях, опубликованных в начале 2000 года. Они оказались в положении, когда им отступать некуда, потому что примеры всех, от Юлии Тимошенко, находящейся в Лукьяновской тюрьме, до Саддама Хусейна, Мубарака, Муамара Каддафи, являются слишком яркими, слишком убедительными. Они слишком хорошо себе представляют, что произойдет в том случае, если они дадут слабину и если вдруг власть выпадет из их рук. У них нет другого выхода, кроме как защищаться изо всех сил. И, собственно говоря, этот вариант всегда рассматривался как запасной, как резервный, как вариант на самый крайний случай. При прочих равных условиях они, конечно же, предпочли бы к нему не обращаться. Но уж если на то пошло, уж если, как говорится, вы нас на это толкаете, если вы об этом нас просите – ну, уж пеняйте на себя, вы уж извините. Сейчас пока проходит легкая такая разминка с провокациями, легкая разминка с дискредитациями, а дальше – уж извините. Вы вступили в серьезные дела, борьба за власть и политическая жизнь – это не игрушки, это не песочница в детском саду, а это серьезная игра. Поэтому ни на кого не обижайтесь, кроме самих себя.

[...] Сейчас фактически общеобъединяющим лозунгом общегражданского движения является «Путин должен уйти!». Но «Путин должен уйти» означает, что Путин должен потерять политическую власть. Что это означает для него самого, что это означает для когорты, для корпораций спецслужб – это все прекрасно понимают. Но он не может этого сделать. Он не может этого сделать лично, потому что понимает, что будет с ним после этого. Причем это ситуация, в которой он не может надеяться и полагаться на, скажем так, слово своих коллег. В отличие от него самого, когда он давал соответствующее слово, например, Борису Ельцину, и которое он сдержал, между прочим. По крайней мере, в течение последних двенадцати лет. Но на других он не может положиться, потому что он видел, как дрожат коленки у тех, кто оказался у власти…

Вопрос: То есть, если он оступится, они его начнут пинать?

Илларионов: По крайней мере видно, что вот представители сислибов отступят в сторону, дав возможность другим силам решить вопрос Владимира Путина. Единственные, на кого он может опираться – на своих соратников, на членов корпораций спецслужб. И именно членов корпораций он выдвинул сейчас на ключевые посты.

А другого выхода у него не остается. Собственно говоря, назначение Сергея Борисовича Иванова, про которого некоторые, казалось, забыли, на ключевую позицию руководителя администрации президента в этот момент, выдвижение Сергея Нарышкина на другую позицию в руководстве Государственной Думы, и другие назначения, и грядущие назначения также говорят только об одном: в данном случае опираться можно только на тех, кто действительно обладает абсолютной лояльностью, кто связан кодексом поведения, отличным от того, что существует среди гражданских.

Это означает, что мы просто втягиваемся совершено естественным образом в некий политический режим, который уже не является, скажем, таким смешанным, спецслужбистско-номенклатурным, каким он был в течение предшествующих двадцати лет, при преобладании первоначально сислибов и при относительно подчиненной роли спецслужб или при преобладании спецслужб и подчиненной роли сислибов позже. Сейчас этот режим приобретает практически уникально спецслужбистский характер. И другого выхода здесь нет. Это просто вот некий результат, некий естественный итог эволюции этого политического режима, того раскола, такого выталкивания этих сислибов, с одной стороны, и раскола, который произошел, с другой стороны. Это естественный результат вот этого развития.

[...] К большому сожалению, сейчас мы видим, что находимся на грани запуска насилия. Понятно, что игнорирование совершенно законных требований общегражданского движения и по отношению к тому, что произошло 4 декабря, и по отношению к тому, что планируется 4 марта, также по отношению ко всем другим действиям, которые произойдут в течение двух с половиной месяцев до того, будет запускать процесс эскалации требований со стороны общегражданского движения и процесс эскалации насилия со стороны власти. Причем инициатором эскалации насилия будет власть, потому что именно у нее, у нынешней власти, у нынешнего политического режима в руках абсолютное превосходство в вооруженных силах и средствах, в вооруженных людях, готовых… Как нас учил Егор Тимурович: «Последний полк, готовый стрелять».

Собственно говоря, именно к этому все и подталкивает, вот эта эволюция спирали насилия. Для того чтобы кто-то отчаянный, оскорбленный от наглого игнорирования совершенно законных требований, каким-то образом позволил себя спровоцировать на насилие, именно это и нужно. Потому что нужен какой-то повод для того… А может, даже и без повода можно применить это насилие. Чем больше насилия будет со стороны общегражданского движения, тем больше оснований будет у режима использовать всю мощь карательных органов, для того чтобы раздавить и тех, кто взялся за оружие или, там, применяет насилие, и тех, кто всегда выступал и выступает за исключительно мирные методы борьбы и сопротивления. Важен повод, для того чтобы использовать вот эту колоссальную мощь насилия, чтобы раздавить, как говорят, гадину общегражданского движения и не допустить его развития. Как долго это может продолжаться – невозможно предсказать. В условиях Польши 1981 года, когда было введено военное положение, это продолжалось несколько лет соответствующими методами. В других странах, как мы знаем, некоторые военные или милитократические режимы продолжались достаточно длительное время.

Но что бы я хотел сказать, независимо от того, как это закончится и так далее?

Надо иметь в виду, что даже в том случае, когда это произойдет – а это рано или поздно произойдет, и эта корпорация уйдет от власти, уведут от власти ее, сбросят и так далее – это очень значительная часть российского общества, неплохо подготовленная, грамотная, профессиональная… И не готовая сдаваться. К тому же, сейчас она обладает ресурсами и внутри страны, и за ее пределами (кстати говоря, вот эти зарубежные гранты). Финансовые ресурсы, находящиеся в распоряжении этой корпорации за пределами страны, колоссальны. Не только внутри страны, но и за ее пределами. […] Важно иметь в виду, что даже в этом случае они не сдадутся. Это не те люди, которые сдаются.

Вопрос: Что может уберечь Путина, большого Путина, команду Путина, от реванша, от эскалации насилия?

Илларионов: Нету.

Вопрос: Нет ничего?

Илларионов: Нет, к сожалению, ничего нет. Единственное, что могло бы быть – это две вещи. Во-первых, это наличие думы о стране, о народе, в каком бы ни было плане. Это отсутствует, потому интересы страны являются в данном случае второстепенными и третьестепенными по отношению к собственным интересам. Второе – обеспечение собственной безопасности.

К сожалению, все возможные способы обеспечения личной безопасности и Владимира Путина, и других людей фактически исчерпаны. Конечно, можно призвать и сказать, как уже обращалось внимание, что судьба Войцеха Ярузельского и Леонида Кучмы все-таки лучше, чем судьба… Мубарака.

Илларионов: А судьба Мубарака лучше судьбы Чаушеску и Каддафи. Можно, конечно, призывать к сознанию и говорить, что вот, посмотрите, все-таки лучше быть Леонидом Кучмой, проживающим сейчас на своей даче под Киевом, чем быть Каддафи. Можно призывать к этому. Но дело в том, что они не считают, что они находятся в положении Леонида Кучмы. Они считают, что у них есть все возможности для подавления этого общегражданского движения. И это в данном случае их большой исторический просчет. Потому что чем более они идут по этому пути, тем более узким становится веер их возможностей, и это, в конечном счете, может привести к той самой трубе, фотография которой обошла весь мир несколько недель тому назад.

Источник: «Финам FM»