Путешествие омского адвоката в Крым через войну. Противостояние на юго-востоке Украины глазами очевидца. Сибирский курортник в лагере беженцев и на блок-посту донбасских ополченцев. Почему через российско-украинскую границу мухой не летают? Вместо Донецка и Луганска Петр Порошенко рискует получить хрен. Волчьи рефлексы и как выглядят настоящие мужчины? Крым наш, и для крымчан это естественно. Как врет телевидение Украины? И почем отели в Тавриде?
Алексей Барчуков делится своими впечатлениями на сайте «СуперОмска».
- Почему возникла идея поехать в отпуск через войну?
Алексей Барчуков: Тут, пожалуй, две причины. Во-первых, хотелось увидеть то, что там происходит не по телевизору. Не через призму пропаганды или критики. Хотелось составить объективное представление об этих событиях. К тому же у меня уже есть собственное представление о происходящем, и мне просто хотелось поддержать тех, кто на Украине воюет против киевской власти хотя бы словом. Против власти, которую мы называем преступной. Кстати, вот это определение – «преступная» – лично для меня после поездки только подтвердилось. И к тому же я ехал в Крым, и мне было интересно составить свое мнение о ситуации «Крым наш».
- Где пересекали российско-украинскую границу?
Алексей Барчуков: А вот это любопытно. В том месте, где после первого большого окружения ополченцами Украинской армии киевские войска бежали через нашу границу спасаться в России. Хотя, знаете, после общения с ополченцами я вслед за ними теперь называю тех, кто воюет против Донбасса и Луганска, «нациками». Это местечко Гуково. Оно находится в километрах шести от места этого самого перехода. Он случился буквально за два дня до моего приезда туда – совсем свежее событие.
- Как наши ростовчане относятся к войне, которая происходит буквально рядом с ними?
Алексей Барчуков: Нормально относятся, сочувственно к ополченцам. Безусловно, доброжелательно относятся к ополченцам. Они там слышат эти взрывы, канонаду и хорошо понимают, насколько это плохо – война. Им близки ополченцы.
- Вы были в лагере беженцев, что запомнилось?
Алексей Барчуков: Высокая организация. И здесь я просто вынужден похвалить нашу власть. Палатки стоят – в них все чисто, аккуратно. С максимальным уровнем комфорта, возможным в таких условиях. Детская палатка отдельная вроде детского сада – игрушки, воспитатели. Россия приняла новоросских беженцев по-людски. При мне привезли гуманитарную помощь, и это серьезная помощь. Налажены все санитарные условия, быт. Даже волейбольная площадка есть. Лагерь беженцев по периметру охраняется. Кстати, даже молельная палатка есть, в ней для всех религий свой уголок. И никаких религиозных разногласий. В штабной палатке мне показали целую пачку предложений из разных регионов России, в которых готовы принять беженцев, и где они востребованы. Понятно, что Ростовская область не может просто физически принять всех. Есть, конечно, и такие примеры мне рассказывали, когда беженец – здоровенный мужик с семью мешками – кричал и возмущался, почему мне, мол, подали такой маленький транспорт. Вот максимально деликатно я пытался говорить на еще одну тонкую тему, почему вполне боеспособные мужчины не идут в ополчение, а предпочитают стать беженцами.
- А какова обстановка на пункте перехода через российско-украинскую границу?
Алексей Барчуков: В том месте, где я ее пересекал с украинской стороны, буквально день назад шел тяжелый бой. Нацики пытались отрезать ополченцев от России, захватить этот коридор между Донецкой и Луганской областями и Россией. Но попали в «котлы», организованные ополченцамиПервое впечатление от этого пункта пограничного перехода – никто практически границу не пересекает. При мне проехало всего две машины с украинскими номерами. Пограничники мне сказали, что это люди ездили на заправку в Россию. И еще один молодой человек пересек границу пешком. Сам пункт укреплен мешками с песком – снаряды залетали и туда. Говорят, что это стреляла украинская армия, но я думаю, что нет – им было не до стрельбы. Их гнали ополченцы, они, скорее всего, и стреляли. Не специально, конечно. Я стоял прямо рядом со шлагбаумом и наблюдал интересную картину: «Газель» с гуманитаркой ехала на украинскую сторону. Как потом выяснилось, это казаки из Ростова посылали казакам в Донбассе помощь. В Червонопартизанск. Как у нас иногда говорят, через границу с нашей стороны все чуть ли не мухой летают… Но это совсем не так. Достаточно долго происходили переговоры и какие-то согласования. За это время я успел с ними пообщаться. Кстати, теперь знаю, видел, как они подготавливались к этому переходу, теперь могу отличить класс бронезащиты, которая надета на человеке. У наших корреспондентов, которых показывают по телевизору, бронежилеты просто смех. У этих казаков, везущих гуманитарку, были броники пятого класса защиты. Как они мне объяснили, такой бронежилет держит с пяти метров автоматную очередь. И вот какое ощущение я оттуда вынес: не все так гладко между ополченцами и российской властью. Может, где-то и есть такие беспрепятственные коридоры сообщения, граница не демаркирована, но на пропускных пунктах контроль довольно жесткий: там и наблюдатели ОБСЕ постоянно дежурят. Повторюсь, никто мухой туда-сюда не летает. А казаки везли всего-навсего молоко. Как они мне сами сказали, просто там детям есть нечего. И вот им пришлось это согласовывать и с пограничниками, и с ополченцами. Казаки специально ездили на их территорию до первого ополченского блок-поста.
- А как отнеслись пограничники к вашему намеренью пересечь границу между миром и войной?
Алексей Барчуков: Они были крайне удивлены. Человек в курортном прикиде собрался въехать на территорию, где убивают. Спрашивали «Зачем вам это надо», наверно, тысячу раз. У меня взяли паспорт, надолго ушли, чего-то проверяли. И гораздо дольше, чем это обычно бывает при паспортно-таможенном контроле. Ответ, что мне все происходящее на Украине просто очень интересно, как-то не очень воспринимался. Спрашивали, какова моя позиция в этом вопросе. Едва ли не на чьей вы стороне. Я сказал, что на правильной стороне. Потом принесли паспорт и сказали, что против меня возражений нет. Так что я настойчивый, и настойчивость моя не от большого ума. Я там был представителем племени непуганных идиотов. Мне ведь так и сказали, что меня могут просто застрелить и те, и другие. Я говорил пограничникам, что я адвокат и умею договариваться, а мне возражали, что до разговора дело может и не дойти. Просто застрелят и все.
- Но вы все-таки поехали?
Алексей Барчуков: Поехал, но уже немного притихший. Самоуверенности поубавилось. Курортник на войне. Еду уже по территории Украины. Там сразу лесопосадки, мост, железная дорога. Но потом открытое пространство. И в лесу вроде не страшно, хотя там убивать и проще. Но чувствуешь себя как-то защищенным. А потом открытое пространство – и ты как будто голый. А вообще зрелище сильное. Снаряды, брошенная одежда, кунг с надписью ВДВ, противогаз валяется, вокруг воронки разного диаметра. Сразу понятно, где – от мин, а где – от снарядов. И кругом срезанные ветки – лес весь иссечен осколками.
- Как себя чувствовали?
Алексей Барчуков: Самое точное определение – пришибленно. Это не страх даже. Это… как будто по башке пыльным мешком дали, и ты чувствуешь себя в состоянии нокдауна: вроде и соображаешь, но как-то механически. Вот и еду я, не спеша, между воронок по территории Украины. Остановился на мосту и прямо возле машины подобрал осколки и патрон сорок пятого калибра. Сразу. Вот и решил, что этот патрон будет мне как пропуск в общении с ополченцами. Слева от меня разбитая женская колония, пустая естественно. Мне казалось даже, что это какая-то декорация к фильму о войне. Вот сейчас пиротехники забегают, осветители. Но нет, не кино. Так декорирована настоящая война. Вот так я доехал до первого поста ополченцев. Так как самоуверенность моя уже растаяла, не доезжая блок-поста ополченцев, я вышел из машины и пошел к ним пешком. Так вот в штанишках и курортной рубашонке. От блок-поста ко мне навстречу вышел человек с автоматом. Начали разговаривать.
- Как он к вам отнесся?
Алексей Барчуков: Недоверие было, конечно, но я сходил за паспортом к машине, показал ему. Начали разговаривать. Я сначала подарил ему этот патрон. Сказал, что вам он будет нужнее. Стало как-то потеплее. Потом сказал, что вся цель моей поездки – это пожать вам руку. Попросил разрешения. И вот знаете, я почувствовал себя со всем моим этим жизненным опытом, со всеми амбициями просто щенком рядом с ним. Он протянул мне руку в этой перчатке без пальцев, специальной. Это был человек, опаленный войной. Это чувствуется сразу. Это воин. Человек лет сорока пяти, вроде обыкновенный, но в нем такая сила. Я после этого вспоминал наших всех качков – это просто дети на его фоне. Спокоен, немногословен, в отличие от меня. Я стал спрашивать, как вы здесь воюете. Спросил о последней операции, когда украинские военные бросились спасаться через российскую границу. Он так и сказал, что нацики решили, что они сюда на прогулку пришли, а мы их зажали. Был у нас серьезный, тяжелый бой. Вот они пятьсот человек и побежали спасаться. Их была целая воинская часть. Я спросил, какую они территорию контролируют. Ополченец ответил, что это же не по фронту они держат территорию – стоят их дозоры везде, но диверсионные группы нациков могут просочиться. И тут в лесопосадке раздалась автоматная очередь. Может, кто-то автомат пристреливал. Непонятно откуда. И любопытна его реакция, если я стоял, хлопая глазами, то он отреагировал мгновенно – пригнулся, осмотрелся. Это был не страх – это такая реакция волка на возможную опасность. Он разговаривает со мной и контролирует всю ситуацию вокруг. Это ощущение, что говоришь с очень сильным и убежденным человеком. И я понял, что хрен они сдадутся когда. Я когда сказал, что российская сторона намерена отдать перебежчиков из украинской армии Киеву, он ответил, что это зря. Мол, кого-то там, может, и посадят за дезертирство, но основную массу снова кинут сюда, против ополчения. Я спросил его уже напрямую, а вы выстоите? Он без всякого пафоса, спокойно ответил, что деваться им некуда, и незачем было тогда и начинать, если не выстоим. Я попросил у него разрешения поснимать, и он посмотрел на меня… И сказал, что мы и так рискуем: снайпер-нацик может нас снять в любую минуту, а в людей с фотоаппаратами они стреляют почему-то особенно охотно. Хотя когда возвращался обратно, я не удержался и включил и камеру, и регистратор. Ехал, снимал и комментировал увиденное очень тихо. На войне почему-то начинаешь разговаривать очень тихо.
- Как встретила Родина после экскурсии на войну?
Алексей Барчуков: Нормально. На том же пропускном пункте ко мне подошел наш капитан, по манере разговора – особист. Попросил согласия поговорить. Заехали за БТР пограничный. Он меня спрашивает, что вы там видели. Я сказал, мол, то-то и то-то, пообщался с ополченцем. Капитан меня спросил, снимал я там что-нибудь или нет. Попросил карту памяти из навигатора. Деликатный и вежливый разговор. Быстро разобрался с моим навигатором. Попросил скопировать. И один его вопрос я запомнил – какое настроение у ополченцев? Я суммировал все впечатления, трудности перехода и как со мной разговаривали на переходе. И ответил, что эти ребята хрен кому что отдадут. Что там политики нарешают, но эти не отдадут. Это воины. Вот это я все и видел, и об этом капитану рассказал. Я у капитана спросил, а как они, украинцы, перешли через нашу границу, убегая от ополченцев. Он мне сказал, мол, так, толпой бежали, как ломанулись. Мы их сразу остановили и загнали обратно на их территорию. А пограничников десять человек. И вот их всех остановили и допрашивали по одному. Потом для них организовали лагерь. Подальше от беженцев…
- А когда поехали дальше?
Алексей Барчуков: Ехал до Ростова-на-Дону тихо, медленно. Вдохнул воздуха войны, а он тяжелый… И я еще понял, что ни под какой Киев эти люди уже никогда не вернутся.
- И, если можно, коротко о ваших крымских впечатлениях, ведь именно Крым, теперь уже наш, был конечной целью вашего путешествия?
Алексей Барчуков: Вынужден снова похвалить нашу власть. Даже подъезд на паром с территории России на Крымский полуостров организован очень тщательно. Все продуманно. Хоть и подъезжал я на своей машине к парому почти сутки. Но все продуманно: от туалетов и душей до комнат отдыха. И как-то все, кто стремился на паром, видя такой порядок, вели себя очень вежливо. Никто на моих глазах не пытался пролезть без очереди. А Крым – очень хорош. Там много советского еще, и мне это даже понравилось. Очень умеренные цены. Прекрасный номер в нормальной гостинице обходится в тысячу рублей в сутки. Спальня, холл, большой балкон, душ. Все на очень приличном уровне. И что самое интересное, там можно выбрать способ отдыха, сообразуясь с толщиной кошелька: вполне себе респектабельную гостиницу с люксовым сервисом и условиями проживания или очень демократичный отель со всеми удобствами за вполне умеренную цену.
Масса экскурсий, достопримечательностей, о которых мы немного забыли за время отделения. И настроения людей вполне российские. Они даже не думают о воссоединении как о каком-то пафосном событии, они просто вернулись домой. Особая песня – это украинское телевидение, которое я там специально посмотрел. Вот это пропаганда. Причем врут напропалую. И о том, что наши войска вторглись на территорию Украины, и про ополченцев. Но агитация мощная. Я разговаривал с крымчанами, они говорят, что очень сложно стало общаться с родственниками на Украине – говорим как будто на разных языках. Любой разговор заканчивается скандалом. И, кстати, там у многих украинские номера на машинах. На вопрос, почему не меняете, говорят, что очень опасно ездить к родне с российскими номерами. На Украине за российские номера можно подвергнуться реальной опасности. И наших туристов в Крыму пока мало. Хотя их туристическая инфраструктура может переварить и гораздо большее количество отдыхающих. А если кто-то будет еще вкладывать в турбизнес деньги, то Крым станет курортной Меккой для россиян. Миллионы смогут там очень достойно отдохнуть.
Ругают крымчане своих чиновников, которые остались от прежних времен и сидят на своих местах. Все надеются, что скоро их попрут с насиженных мест. Но крымский губернатор уже обратился к населению, мол, не ждите, когда все ваши проблемы решат из России. Сообщайте, сигнализируйте, контролируйте бюрократический аппарат. Пожалуй, несколько настороженными выглядят крымские татары. Есть ощущение, что они чувствуют себя, как будто им чего-то недодали. И на бытовом уровне бывают конфликты. Но все ограничивается просто словесной перепалкой. Но в целом присоединение Крыма – это действительно долгожданный и, повторюсь, очень естественный для крымчан процесс. И это ложь, когда говорят о каких-то фальсификациях при голосовании. Настроения людей я почувствовал на своем личном опыте. И никакие пространные суждения меня теперь не переубедят. Эмпирический опыт самый надежный гарант от заблуждений.