Татьяна Вижевитова, руководитель аппарата члена Совета Федерации РФ от Омской области Андрея Голушко

Имя Татьяны Вижевитовой, надолго сошедшее с новостных заголовков после ее ухода из городской администрации, вернулось в них после того, как она была признана одной из победительниц проекта «Женщины Прииртышья» – проекта той партии, из которой экс-исполняющую обязанности мэра в свое время исключили.

О том, было ли это реальным шагом к возвращению в стан единороссов или всего лишь маленькой шпилькой Александру Артемову, о ранах, полученных в информационной войне, о крахе системы местного самоуправления и планах по возвращению в органы власти одна из лучших женщин-руководителей региона рассказала в своем интервью «СуперОмску».

Татьяна Анатольевна, ваша победа в проекте «Единой России» и публичное признание ваших заслуг в части организации местного самоуправления в Омске вновь вывели на первый план разговоры о событии более чем двухлетней давности – исключении вас из партии, в котором одни усмотрели лишь плод информационной войны, а другие нашли реальные основания. Сейчас, по прошествии времени, как вы сами оцениваете произошедшее, почему в этой истории никак не получается поставить точку?

Свою трудовую деятельность я начинала еще в тот период, когда местное самоуправление здесь на территории только-только зарождалось. Я прошла практически все этапы его формирования, начиная с создания комитетов территориального общественного самоуправления еще в Центральном исполкоме. Ну и, собственно, дожила до того, когда местное самоуправление рухнуло у меня на глазах. Я посвятила этой работе свою жизнь, и поэтому не могу согласиться с теми нападками и теми репликами, которые в отношении меня существуют до настоящего времени.

На самом деле было так: тот период времени – это был апогей войны, которая была развернута против Виктора Филипповича Шрейдера. Я работала в его команде и, как тогда писали некоторые СМИ, была его правой рукой. Наверное, так оно и было. В этот непростой период очень остро стоял вопрос об исключении Шрейдера из партии и о применении к нему какого-то партийного взыскания. Собирался президиум неоднократно, и не могли принять решение по этому поводу. Конечно, это было нечто искусственное, натянутое, чтобы просто принципиально решить вопрос. И, естественно, ничего из этого не получилось, так как там и Москва стояла в защиту, контролировала ситуацию, поскольку это беспрецедентный случай в истории на тот момент был. Но раз не получилось по Шрейдеру, то решили пройтись по мне.

Я даже не знала о том, что меня исключили из партии. В тот день я находилась на рабочем месте – я тогда исполняла обязанности мэра, и мне поступил звонок от прессы с вопросом о том, как я отношусь к тому, что меня исключили из партии. Оказывается, там была какая-то конференция, где Александр Васильевич Артемов объявил, что я исключена из «Единой России». Понятное дело, у меня было огромное количество текущей работы, и я просто совершенно не могла понять, в чем дело. По истечении определенного времени, когда я стала разбираться с этими вопросами, оказалось, что внутри президиума была рабочая группа, которую возглавлял Каракоз (Михаил Каракоз – сейчас начальник Главного управления внутренней политики Омской области. – Прим. ред.), и готовила выводы комиссии, которые мне предъявили уже потом. При этом меня никуда не приглашали, не приглашали объясниться ни по какому вопросу. Это было нечто бесподобное, потому что в этих выводах говорилось о том, что я «дискредитировала ряды партии», но под этим документом даже не было подписи. И больше всего меня тогда поразила беспринципность при решении этого вопроса, когда люди не могли мне в открытую в глаза сказать, что я якобы сделала.

И все-таки что конкретно вам инкриминировали?

Вы знаете, я до определенного времени, сохраняя спокойствие и деликатность в отношении уважаемого руководителя регионального отделения партия «Единая Россия» Артемова Александра Васильевича, никуда этот документ не выставляла, в частности в прессу. Но сейчас могу сказать, что в этом «обвинении», составленном с уймой грамматических ошибок и явно подготовленном второпях, 7 пунктов, включая то, что я якобы расколола фракцию «Единая Россия» в Омском городском Совете на «шрейдеровцев» и «единороссов», а находясь в статусе исполняющей обязанности градоначальника, делала «все возможное, чтобы оттянуть назначение выборов мэра». В частности, здесь мне вменялось в вину, что «одновременно заболели» председатель горсовета и два его заместителя, что было расценено как «откровенное саботирование легитимного процесса по избранию нового мэра города Омска».

А в ходе избирательной кампании 2011 года, оказывается, «команда Вижевитовой совместно с КТОСами сдала город КПРФ». Да, действительно, для «Единой России» эти выборы в Омске стали провальными — она получила 27% голосов, на 3% меньше, чем у КПРФ. Но, извините, я почему должна нести ответственность руководителя регионального отделения «Единой России»? «Лично Вижевитова отвечала и передавала значительные финансовые средства партийной газете «Красный путь» омских коммунистов». Бог ты мой, когда я передавала? Естественно, это ничем не подтверждено, просто голословное обвинение, под которым даже подписи нет.

Понятное дело, что для меня, как человека профессионального в этих делах, такой документ можно было посчитать просто за какую-то бумажку. И вот за эту бумажку меня исключили из «Единой России». Ни единого предупреждения, никаких разбирательств. И как с этим бороться в тот период, когда я должна была заниматься совершенно другими вопросами, когда все разваливалось, а мне нужно было держать город? Я оставила эту тему. Да, по истечении некоторого времени я написала юридически грамотную жалобу в президиум партии «Единая Россия» и направила в Москву. Я рассчитывала, очень рассчитывала на то, что пройдет какой-то период времени — полгода, может быть, год, и все встанет на свои места, и все-таки вернется к этому вопросу президиум. Я думала, что справедливость восторжествует и как-то этот вопрос решится, но никто никуда меня не пригласил. Единственный человек, который время от времени поднимает этот вопрос, говоря о том, что меня нужно восстанавливать в партии, это Степан Степанович Бонковский (координатор проекта «Женщины Прииртышья» – прим. ред.).

А вы сами видите смысл в том, чтобы после всего произошедшего вновь войти в ряды «Единой России»?

Вы должны меня понять: как я могу, когда уже прошло два с лишним года, после таких вот дел, которые прошли совершенно безапелляционно, беззаконно, вопреки всем моральным и каким-то другим нормам, сейчас бить себя в грудь и просить восстановить меня в партии. Это значит, что я должна признать эту бумагу с обвинениями, которая никем не подписана. Я не хочу стирать эти грязные тряпки, объяснять эту грязь всем, и населению в том числе. Более того, мне сейчас очень не хочется называть вещи своими именами и говорить, кто умный, а кто дурак, хотя дурь здесь видна. Но я уважаю, вынуждена уважать человека, который руководит очень серьезным подразделением, который писал эти выводы. Я думаю, время покажет. И хотелось бы Александру Васильевичу Артемову в глаза посмотреть.

Вообще все те люди, которые в этом принимали участие, меня уважают, со мной общаются, присылают мне открытки, но от этого вопроса все уходят. Может быть, я напишу сейчас официальное заявление о том, чтобы это решение отменили как незаконно принятое, чтобы считать это время приостановлением членства в партии. Но с другой стороны, когда в отношении меня были приняты такие беспринципные решения, надо ли мне находиться в этой партии, которая допустила такое? Если бы я в ней находилась, я бы себе никогда не позволила подобные вещи.

Еще одно темное пятно на вашей официальной биографии – это обвинение в плагиате при написании диссертации и лишение вас ученой степени. Это тоже было всего лишь продуктом информационной войны?

Да, это звено той же цепи. Я со всей ответственностью могу сказать, что диссертация была защищена очень хорошо. Причем защитилась я в Челябинске, потому что мой научный руководитель сам порекомендовал мне выехать в другой город, опасаясь за то, что моя известная фамилия всплывет где-то здесь, и меня просто-напросто зарубят. И его опасения оказались действительно пророческими, хотя на первом этапе мне удалось этого избежать, пройдя через очень серьезный челябинский диссертационный совет при их Южноуральском университете. Я прекрасно защитилась. Два с половиной часа длилась защита моей работы, которая называлась «Повышение правовой культуры в муниципальном образовании город Омск». Я была директором программы, которую в течение многих лет внедряла и которой сейчас пользуются все, хотя мою фамилию и не упоминают тоже по очень простой причине: мною вместе с коллективом были организованы муниципальные библиотеки, организованы в каждой окружной администрации юридические клиники, где консультировали бесплатно. И, конечно, это не может быть плагиатом — это работа, основанная на практических данных, на исследованиях, которые были проведены на самом деле здесь на территории города Омска. И если говорить о показателях эффективности программы, то она имеет успех и сегодня. Моя дочь поступила на юрфак, я была на родительском собрании на первом курсе, и как раз руководитель говорил, что студентам можно пройти практику в юридических клиниках.

Из 14-ти членов диссертационного совета 12 проголосовали за и 2 воздержались. Это прекрасный результат, более чем. Но проходит определенное время, некоторые люди узнают, что я нахожусь в ожидании удостоверения по поводу того, что я защитилась. В нарушение всего законодательства через 6 месяцев с лишним мне приходит вызов в ВАК. Я понимала, что это нарушение, но я должна была подчиниться. И на этом заседании ВАК мне задают вопрос, который не являлся предметом исследования моей диссертационной работы — по конституционному праву, на который я, разволновавшись, не смогла ответить. По всему было видно, что люди знали, кто я такая, откуда, и больше мне никто никаких вопросов не задавал. Попросили меня подождать две минуты за дверью, и через две минуты был объявлен вердикт. И, конечно, надо было это просто пережить.

Когда мне пришел официальный ответ из ВАК, то пресса почему-то этот ответ узнала быстрее, чем я. Конечно, понятно почему — потому что шел бой не на жизнь, а на смерть, и любые факты использовались для того, чтобы полностью похоронить команду. Этот ответ был построен так, что там даже не моя работа была указана — даже не соизволили название работы правильно написать. И за вот эту вещь до сих пор клеймо на мне. Но в этой ситуации, по большому счету, я считаю, что это мое лично дело. Диссертация — это мое сугубо личное дело. Почему подняли этот вопрос на такой уровень — понятно, в тот период времени надо было. Но почему сейчас его до сих пор тянут, я не могу понять. Сейчас у меня написано обращение в ВАК, где есть основания, чтобы удовлетворить мое ходатайство, и сейчас я жду ответа. Но, с другой стороны, это моя боль, потому что отмыться сейчас от этой ситуации просто невозможно.

В вопросе с диссертацией ранее в СМИ фигурировала фамилия Бесштанько как вероятной фигуры, которая за все это отвечала…

Я не исключаю этого. Вы же понимаете, что Бесштанько исполнял обязанности губернатора, он был первым замом, и в тот период времени все старались угодить одному человеку. У Андрея Владимировича огромные связи были уже в то время, и, конечно, он мог принимать в этом участие. Но у меня даже какой-то обиды и злости на них нет. Ну, вынуждены они были заниматься тогда этими вопросами.

А в целом сейчас, по истечении определенного количества лет после этой информационной войны, какие у вас отношения с членами того противоборствующего лагеря?

Недавно, например, я встречалась с Полежаевым. Более того, я должна сказать, что, когда все это только начиналось и мне присваивали звание заслуженного юриста Омской области, при вручении мне этого значка Леонид Константинович мне говорил, что это действительно заслуженная награда, потому что он знает мою деятельность, мою работу. По большому счету, если бы волею судьбы я оказалась в его лагере, я бы нормально и спокойно там работала. Я оказалась в другом лагере, но за мной-то ничего не стояло, я просто работала, я просто пахала. Мы где-то на концертах встречаемся и с Артемовым. Более того, даже Двораковский, который тоже исполнил определенную роль в моей жизни, отказавшись принимать меня на работу в городскую администрацию, сейчас понимает, что он сделал ошибку, потому что на самом деле работа-то была бы совершенно по-другому построена, и у него бы проблем не было. Многие сейчас приходят к выводу, что наша команда действительно была эффективнее. И очень жаль, что сейчас некоторые вещи, которые были нами построены, рушатся. Тем более что я еще в достаточно молодом возрасте, чтобы бросать все это и пускать на самотек, и я еще могу очень многое сделать для города Омска.

Если мы говорим о вашем политическом будущем, это все-таки будет скорее депутатская деятельность или вы рассматриваете вариант возвращения на муниципальную службу?

Я не считаю свою сегодняшнюю должность  низкой. И Андрей Иванович Голушко, который меня приглашал работать к нему, конечно, понимал, что я буду обеспечивать то, что ему положено здесь обеспечивать. Я это и делаю, и у него нет претензий к моей деятельности. Но я могу больше. И тогда, когда Андрей Иванович пригласил меня на эту должность, у нас был разговор, что пока нужно посидеть, а потом видно будет. Пока меня никто никуда не пригласил. Конечно, с городской администрацией, откуда меня попросили, все понятно — туда возврата быть не может. А что до правительства, то хотя Виктор Иванович очень хорошо ко мне относится, мы с ним разговариваем, общаемся, довольно часто видимся, он тоже меня не приглашает. Что я могу сделать — я же не могу прийти и сказать, что я буду тут работать. Видимо, еще время не пришло. Хотя, конечно, мое место — это где-то в органах муниципальной власти, государственной власти, и я там могу много очень  принести пользы. Но, видимо, пережитки тех лет еще где-то у кого-то живут, и есть какие-то настроения определенные. Я знаю, кто стоял за моей дальнейшей судьбой — и Юрий Викторович Гамбург, и Шишов Олег Владимирович, и Двораковский, и Назаров, когда принимались решения о том, оставлять меня или нет. Видимо, они решили, что мое место там, где я сейчас нахожусь.

Но вы же видите, где сейчас находятся Гамбург и Шишов?

Вижу, но кричать об этом не буду. Я не злорадствую. Видимо, жизнь показала. Я же не бог и не царь. Я не принимала участия в этих вещах — как случилось, так случилось. Я просто надеюсь, что справедливость восторжествует, и я смогу еще принести пользу горожанам. У меня еще не пенсионный возраст, и со счетов меня списывать рано. И надеюсь, что вспоминать те вещи, которые, к сожалению, сейчас вспоминаются, будет уже неразумно по отношению ко мне, потому что я ни в чем не виновата ни перед одним гражданином нашего города. И области, где я сейчас очень активно работаю. Это настолько интересная и хорошая работа с людьми — то, от чего меня отлучили. Я считаю, что я занимала свое место в администрации города.

А если рассматривать вариант работы в областном правительстве, то для вас было бы принципиально, в чьей команде находиться? В конце концов, мы, СМИ, какое-то время назад активно прочили кресло главы региона вашему нынешнему руководителю — Андрею Ивановичу Голушко.

И не только СМИ. Я неоднократно подходила к Андрею Ивановичу не потому что сама хотела спросить у него о его дальнейшем политическом будущем, а потому что народ обращается — люди спрашивают, пойдет ли он на выборы. И он мне всегда объяснял, что это не он решает, и время покажет, а сейчас еще нет оснований об этом говорить, потому что 2017 год далеко. Что касается дальнейшей деятельности Андрея Ивановича, то пока мы думаем о выборах в 2016 году в Законодательное собрание и в дальнейшем снова в Совет Федерации. А что касается меня, то впереди выборная кампания в Омский городской Совет. Хотя было бы, конечно, проще, если бы меня пригласили, и я бы руководила какими-то процессами на муниципальной службе.

Свое отношение к муниципальной реформе вы обозначили в самом начале, когда сказали, что все разваливается. И все-таки, на ваш взгляд, это действительно конец и крах системы местного самоуправления, и уже ничего нельзя сделать? 

Сейчас уже решение принято, закон принят, а после драки кулаками не машут. Поэтому сейчас нам нужно сделать так, чтобы сохранить то, что у нас осталось, не навредив при этом каким-то другим вещам. Первое: есть население и есть Конституция РФ, в которой четко прописано, что население — это самое-самое главное, во имя чего и ради чего мы трудимся. В этом состоит и смысл всей нашей деятельности и местного самоуправления в целом. Мы все ответственны перед населением. Население руководит процессом, избирает местное самоуправление и так далее. В Конституции это есть, мы не можем переписать Конституцию, и никто ее не намерен переписывать. Поэтому нам сейчас нужно путем очень грамотных подзаконных актов либо какого-то другого законодательства, инструкций, очень грамотно выстраивать ту линию поведения нашей власти и взаимодействия с населением, которая бы не разрушила окончательно местное самоуправление. То есть совершенствовать ту бумагу, которая сейчас называется законом, которая принята. Другого выхода у нас нет.

Да, я знаю о том, что три человека обратились в Конституционный суд. Да, я знаю, что у них есть намерение дойти до Страсбурга, чтобы окончательно решить этот вопрос. Да, я не могу дать гарантию того, что у них что-то не получится. Но сейчас нам нужно как-то продолжать работать. Есть огромный город, в котором наступила весна, и нужно избавляться от грязи. Нужно увеличивать активность населения. Нужно, чтобы население у нас не упало духом. Представьте себе, что будет, если сейчас допускать какую-то разруху. Нужно, наоборот, созидать. Нужно поднимать. Нужно увеличивать веру народа в то, что что-то поменяется, причем поменяется в лучшую сторону. Нужно создавать общественные институты, рабочие группы, привлекать население. У нас очень много грамотных председателей КТОСов, потому что в свое время мы их обучали, как работать с населением. Ни в коем случае сейчас нельзя это просто порубить — люди не поймут. КТОСы — это как раз то, что население наше вовлекало в общее самоуправление.

К сожалению, меня сейчас никуда не приглашают, ни на какие совещания. Не действуют никакие общественные институты, где можно было бы высказать свою точку зрения. Мы бы доказали, возможно, что эта реформа неразумна. Но коли сейчас уже принято такое решение, принят закон, то нужно действовать именно в том направлении, которое я обозначила. То есть регламентировать и совершенствовать что-то подзаконными актами, но чтобы не уничтожить это ядро и веру населения во власть.