Сараево. 28 июня 1914 г. Солнечный летний день славного города на Балканах, австрийский эрцгерцог Франц Фердинанд с супругой Софией находится в автомобиле, который на большой скорости мчится по дорогам Сараево, мимо витрин магазинов, окаменевших прохожих, взбудораженных полицейских. Он держит ее руку и шепчет: «Софи! Не умирай! Живи для наших детей!» Несколько минут назад боснийский студент Гаврила Принцип хладнокровно выстрелил в эрцгерцога и его жену во имя свободы южно-славянских земель. Вторая пуля предназначалась для губернатора Боснии Оскара Потиорека, но случайность в истории и быту никто не отменял. Герцогиня София Гогенберг перестанет дышать до приезда в резиденцию губернатора, куда сейчас едет автомобиль. Через десять минут издаст свой предсмертный хрип Франц Фердинанд. С этой минуты начнутся события, получившие название «Большая война», «Великая война», или, как теперь знаем ее мы, «Первая мировая война».
1 августа того же года Германия объявляет войну России, здесь уже полным ходом идет мобилизация, играет марш «Прощание славянки».
Фото: Эрцгерцог Франц Фердинанд и герцогиня София Гогенберг
На другом континенте, в Нью-Йорке, играют не марши, но джаз, а может и только-только написанный У. К. Хэнди «Сент-Луисский блюз». Когда среднестатистический житель Нью-Йорка откроет свою любимую газету 28 сентября, то увидит центральный заголовок: How Siberia took the war. И здесь наш славный город вновь вплетается не только в контекст упоминаний газетой The New York Times, но и в контекст мировой истории.
The New York Times сообщает, что в Омске вовсю идет подготовка к войне: «В сердце Сибири в удивительно деловом стиле страна решает вопросы суровой реальности войны». В Омске уже готовы 200 000 резервистов, город, находящийся в тысячах километров от фронта, кипит военной жизнью. «Отличительной особенностью была быстрота и точность, с которой собраны огромные массы войск. Это наглядный пример пробуждения Российской Империи, и напоминание, что Сибирь – последователь агрессивного американского метода борьбы с огромной проблемой», – вот так, очередное пробуждение России. На перроне вокзала развеваются флаги, плачут женщины, играет гимн, а довольные солдаты готовы уйти на фронт. Автор еще пишет о том, что была решена «еврейская проблема», что он имел в виду, не до конца понятно: не то всех евреев на войну отправили, не то все любить друг друга начали.
Фото: Казаки Сибирской отдельной бригады на Турецком фронте. Первая мировая война. 1915 г.
10 декабря в The New York Times выходит статья с заголовком: «750,000 пленных в России». Да, к тому времени в России насчитывалось примерно столько военнопленных австрийцев, немцев и венгров, это ж половину Омска или пару сотен наших Калачинсков можно было заселить. Из общего числа пленных 550 000 были австрийцами, такой вот миролюбивый народ, неохотно воевал. Газета сообщает, что недавно небольшой отряд русской армии взял в плен еще 100 000 австрийцев, это запоздалая информация о битве за Галицию, правда и русский отряд был не совсем мал, но суть не в этом. Примечателен тот факт, что всех этих пленных ребят повезли подальше, а именно, к нам, в Сибирь. Пленных перевозили в Тюмень, Семипалатинск и Омск. В Омске они жили в армейских бараках, многие работали на производстве, мобилизованном для нужд нашей армии, такие вот перипетии судьбы. Каждый день пленных поднимали в 8 часов на утреннюю поверку, после чего они занимались, чем хотели: кто-то работал, а кто-то «блуждал по городу». Вечером приходил комендант, и все повторялось. Корреспондент отмечает, что свобода у военнопленных абсолютная, многие держатся своих маленьких компаний, так и проводя время друг с другом. Правда, назревала проблема: пленных все больше, а содержать их не хочется, поэтому правительство начинает подготавливать план по формированию самообеспечения военнопленных.
Хотя не все сбивались в кучки и «блуждали по городу», кто-то еще работал строителем. Так, некоторые дома Омска в 1914-1915 гг. были построены пленными чехословаками и австрийцами.
Фото: Регистрационная карточка военнопленного
С пленными австрияками связано и последующее упоминание Омска в The New York Times. 29 апреля 1915 года газета сообщает, что губернатор Шмит заявил, что не доволен поведением некоторых пленных, и огласил новый приказ. Уж очень некрасиво они тут себя вели. Теперь будут следовать суровые наказания в отношении тех, кто будет «виновен в превышении предоставленной им относительной свободы». В целом пленные имеют одинаковые права с жителями Омска, правда, неуважение к русским женщинам выказывать нельзя, издавать публикации, подвергающие сомнению подвиги русской армии, и соблюдать субординацию надо. Все остальное разрешено и доступно. Самых злостных нарушителей отправили в деревню Стародубка, чтоб делом занимались, работали на казарменном положении. Остальных просто припугнули. За последующее нарушение солдат получал тридцать дней тюрьмы, а офицер – двадцать.
О таком Омске в 1914-1915 гг. читал житель Нью-Йорка, насвистывая джазовые мелодии, пока в Европе шла вовсю война, и вот-вот начнут швырять друг в друга ипритом. Омск 1914-1915 года предстал на страницах The New York Times городом, откуда все мужчины уехали на войну, а пленные австрийцы приставали к женщинам, за которых вступился губернатор. Первая мировая будет идти к своему завершению, а нас ждут впереди две революции.
Автор: Семен Матюшенко