Эксклюзивное интервью с легендарным советским самбистом.
Человек-легенда. Заслуженный мастер спорта СССР, 15 лет был бессменным капитаном сборной команды Советского Союза. Семикратный чемпион РФ, девятикратный чемпион СССР, трёхкратный победитель Спартакиады народов СССР, двукратный чемпион Европы, трехкратный победитель чемпионатов мира. А еще вице-президент Всемирной федерации самбо, самый титулованный советский самбист. И это далеко не все звания, которых был удостоен за свою спортивную карьеру Александр Пушница. Отмечающий 1 ноября свой 70-летний юбилей Александр Михайлович ответил на вопросы Алексея Одариева.
– Александр Михайлович, давайте начнем с самого раннего детства: вы родились в Новосибирской области, но вот где именно? Часть источников называют деревню Кореново, а другая часть – поселок Новые Кулики Венгеровского района.
– Родился я, действительно, в Кореново, но деревня перестала существовать, когда мне исполнилось всего лишь два с половиной года. Родители перебрались на другое место. Сначала это была деревня Морозово в Искитимском районе, ну а уже потом – Новые Кулики. Именно там мой отец, бывший фронтовик, привил мне любовь к спорту. Мы с моим братом-близнецом Владимиром очень любили бороться. Боролись и друг с другом, и со всеми желающими, независимо от возраста. И, что характерно, побеждали всех! Совсем молодые мальчишки, по 13-14 лет, но неизменно укладывали на лопатки взрослых мужиков – комбайнеров, механизаторов, трактористов! А вообще, именно сельская жизнь, с присущим ей большим объемом физического труда, заложила основы моей силы и выносливости. Жизнь в деревне, это ведь не то же самое, что в городской квартире – тут и сенокосы, и заготовка дров, и воды натаскать, и снежок зимой лопатой покидать. Да мало ли чего! Кстати, из нашей деревни вышло три мастера спорта по лыжам, ну и мы с братом: он – мастер спорта международного класса, я – заслуженный. Ничего удивительного, что в составе сборной СССР по самбо, 95 процентов спортсменов были выходцами из сельской местности!
– Часто можно услышать, что между близнецами существует какая-то, чуть ли не мистическая связь, позволяющая им чувствовать друг друга на расстоянии. У вас с Володей что-то подобное было?
– С братом мы впервые в жизни расстались, когда нас призвали на службу в армию. Его отправили служить в Саратов, меня – во Фрунзе. Несколько лет мы не виделись. А через два года встретились на соревнованиях! Это было для обоих полнейшей неожиданностью, тогда ведь не то что сотовых, но и обычных-то телефонов было не сыскать, возможности общаться почти не было. И вот выясняется, что за время армейской службы мы не просто оба стали спортсменами, но и он, и я, пошли именно в самбо! Более того, как вскоре стало понятно, у нас и все фирменные приемы абсолютно одинаковые, причем не классические, а очень специфичные. А ведь ничего из этого технического арсенала никто из нас два года назад и знать не знал! Вот такие совпадения.
– Ваши родители были сельскими учителями?
– Да, очень уважаемыми людьми, сельской интеллигенцией. И это сыграло огромную роль в нашей с братом жизни. Мама всегда мечтала, чтобы мы с Володей перебрались жить в город, получили высшее образование. Но времена были послевоенные, и жителей деревень, никто особо в город не отпускал. Колхозникам просто не давали на руки паспорта в то время. Специально, чтобы люди не уезжали из сельской местности. Но мама как-то смогла добиться для нас разрешения, нам выдали документы. Так что после армии, в которой я и познакомился с самбо, в деревню уже не вернулся.
– А как произошло это знакомство?
– Можно сказать, случайно. Как-то раз во время полевых сборов, чтобы солдаты не бездельничали, командир роты предложил любому желающему проверить свои силы, поборовшись с мастером спорта по самбо Виктором Сватенко, служившим вместе с нами. Ну, я и вызвался. И положил Витю на лопатки. Он смутился, кричит: «Это случайно, давай еще раз!». Ну, давай. И опять я его победил, минуты через полторы-две. Ротный спрашивает: «Как фамилия, боец?» Отвечаю: «Пушница». А он мне: «Будешь заниматься самбо, боец Пушница». Вот так все и началось. (Смеется.)
– Но вы ведь не сразу после армии стали спортсменом?
– Не сразу. У меня «рабочая косточка»: был и слесарем вентиляционных работ треста «Карагандасантехмонтаж» в Темиртау, и бетонщиком 4-го разряда треста «Фрунзегорстрой» во Фрунзе.
– Сейчас вы – почетный гражданин Омска. А как и когда вы перебрались в наш город?
– Этот день не забуду никогда – 1 мая 1973 года. Самое яркое воспоминание – еду я с железнодорожного вокзала по проспекту Маркса, и повсюду клумбы с гладиолусами. Омск ведь по праву был тогда городом-садом. Красотища неимоверная! Вот тогда то я и влюбился в этот город. С первого взгляда, и навсегда. Приехал я сюда, конечно же, не случайно. Когда в 1972 году, в Риге, проходил первый чемпионат Европы по самбо, то лучшим там стал омич Саша Хош. А годом позже, в Тегеране, на первом чемпионате мира, на высшую ступень пьедестала поднялись сразу два представителя Омска – Коля Данилов и Володя Кливоденко. Вот поэтому-то я и решил стать омичом. Понимал, что именно в этом городе, как нигде, я смогу вырасти как самбист. Время показало, что это было правильное решение.
– А ведь у вас впоследствии была и возможность стать москвичом. Почему не воспользовались ею?
– Действительно, была такая возможность – переехать в Москву. Мне там даже двухкомнатную квартиру выделили. Но, во-первых, я не очень легкий на подъем, в плане смены места жительства, человек. Мне не так просто, как многим другим, решиться на переезд из города в город, я тогда уже прикипел к Омску, тут были все мои друзья. Но главное даже не это. Непременным условием, которое мне ставили для переезда, была необходимость сменить спортивное общество. А я ведь как пришел сразу по приезду в Омск в тот зал «Динамо» на Интернациональной улице, где и по сей день занимаются борцы, так и оставался всю жизнь «динамовцем». И для меня перейти в стан заклятого соперника родного «бело-голубого» спортобщества, в ЦСКА, было чем-то вроде предательства.
– Сейчас спортсмены относятся к этому гораздо проще. Иные, скажем, хоккеисты, меняют по десять клубов за семь сезонов. Начинает он сезон в «Динамо», после Нового года переходит в «Спартак», а в следующем году подписывает контракт с ЦСКА…
– Да, я знаю, и никого не осуждаю. Времена сейчас другие, да и люди все разные. Для меня в советское время сделать подобное было немыслимым. Я был и остаюсь всю жизнь, верен одному клубу – «Динамо». При этом никто не уговаривал меня остаться в Омске. Просто я сам и сразу все для себя решил. И до сих пор считаю, что правильно сделал.
– В период с 1974 по 1981 год вы не проиграли ни одного поединка, ни на одном из турниров. Феноменальный результат!
– Действительно, с тех пор, как в 1974 году я сначала выиграл чемпионат СССР в Каунасе, а потом, в июле того же года стал чемпионом мира в Улан-Баторе, сам для себя решил: больше проигрывать не имею права. Коли уж я стал лучшим и в стране, и в мире, то позволить кому-то уложить меня на лопатки – попросту стыдно. Тем самым я сам себя психологически загнал в непростую ситуацию. Да, с одной стороны, этот настрой служил для меня дополнительной мотивацией. С другой – моя победная серия так затянулась, что все уже ждали, когда же я наконец-то проиграю. Не потому, что относились ко мне как-то неприязненно, нет. Просто любые, даже самые длинные серии, когда-либо заканчиваются, и все хотели стать очевидцами этого исторического события. Несколько раз было такое: я по ходу схватки уступаю одно – два очка, и вот все зрители, самбисты, тренеры и судьи сбегаются к нашему ковру, и я слышу: «Сейчас Пушница проиграет». Приходилось их разочаровывать. (Смеется.) Но с другой стороны, я и сам подспудно стал ждать, когда же закончится эта моя победная серия. И когда наконец-то в 1981 году, в Донецке, я решением судей все же уступил в финале Кубка СССР ленинградцу Вите Чингину, верите ли, чувство было такое, словно гора с плеч упала! (Улыбается.)
– В 1976 году в Барнауле вы единственный раз за всю свою спортивную карьеру выступали в необычном для себя весе – 100 килограммов. А вообще, приходилось ли вам устраивать, как сейчас называют, «весогонки»?
– В современном понимании, когда спортсмен перед турниром скидывает до двадцати килограммов – нет, никогда. Считаю это очень вредным и для организма в целом, и для физической готовности к конкретному турниру в частности. Вот они скидывают по 20 килограммов, а потом на поединок выползают еле живые – сил не остается абсолютно, организм измучен. Что же касается Барнаула, там ведь как все получилось: вообще-то мой рабочий вес – от 88 до 90 килограммов, а тут тренер предложил побороться в более тяжелой категории. Дело в том, что в весе «90 кг» собралась очень представительная компания «динамовцев»: Хромов, Чингин, Владимир и Александр Пушницы, Валера Рухлядев. А в «100кг.» от нашего спортобщества не было вообще никого. Вот Анатолий Алексеевич Хмелёв, главный тренер «Динамо», и отрядил меня в «сотку». Поначалу страшновато было, но в итоге выиграл все девять встреч, и даже получил приз за лучшую технику, и звание лучшего борца турнира.
– Ну а были в вашей спортивной карьере времена, вспоминать о которых не слишком приятно?
– Конечно. Увы, куда же в реальной жизни без огорчений?! Наверное, самый сильный шок за время выступлений испытал дважды. Первый раз в 1975 году, когда меня, безусловно, «первого номера» сборной вдруг не взяли на чемпионат мира. Когда мне об этом сказали, ушам своим не поверил: да как же так-то?! Мне объяснили: понимаешь Саша, чемпионат ведь пройдет в Минске, и из высших политических соображений, надо чтобы в сборной был хоть один белорус. Единственный более-менее реальный кандидат - Валерий Кардополов, выступавший как раз в моем весе. Он, кстати, чемпионом у себя дома не стал, проиграл англичанину Алану Моррису. Ну а я был просто вне себя – две недели не мог нормально уснуть! В итоге уехал в деревню, целыми днями гулял по лесу. Грибы собирал, ягоды – в том году был отличный урожай брусники! В итоге успокоился, пережил эту несправедливость.
– А когда вы испытали шок во второй раз в карьере?
– Много позже, уже в 1988 году. Моей мечтой много лет было, чтобы чемпионат СССР прошел в ставшем мне родным Омске. Мы много лет этого добивались, просили чиновников, писали письма, побеждали всех и вся на всевозможных турнирах. И вот наконец-то, после того, как в строй был введен новенький СКК «Иртыш», нам доверили право провести в нем чемпионат Союза! Как же я был счастлив, как мечтал завершить карьеру именно в своем городе, на глазах семьи и друзей. Очень серьезно готовился, хотел порадовать земляков. И вот представьте, что я испытал, когда накануне турнира мне позвонили из высоких московских кабинетов, и прямо сказали – ты на этом чемпионате бороться не будешь. Тогда ведь существовал негласный возрастной ценз: действующий спортсмен, член сборной страны, должен быть не старше примерно 25 лет. А мне к тому времени было уже 39! В итоге я не сдержался, заорал в трубку: «Да уйду я, уйду, довольны?!» Бросил ее на аппарат, и вдруг понял, какое же это облегчение, больше не испытывать огромной, давящей ответственности за результат!
– В 70-е годы вы бывали в капиталистических странах. Для советского деревенского паренька это был какой-то культурный шок?
– Вы правы, именно что шок. Я ведь электрическую лампочку первый раз в жизни увидел, уже будучи учеником седьмого класса. А тут приезжаем мы в 1975 году в Токио, и ощущения такие, что мы не в другой стране, и даже не на Луне, а как минимум где-то на Венере, или Марсе! (Смеется.) На центральных улицах нет ни одного сантиметра, что бы что-то не сверкало, не крутилось, не сияло разноцветными огнями! И это после промышленного, закрытого Омска! Ну а окончательно меня «добил» гипермаркет электроники: километра два рядов, забитых магнитофонами, видеокамерами, телевизорами ведущих фирм, о каких мечтал любой советский человек, да еще масса всяческих приборов и устройств, о назначении которых я даже догадаться не мог! По одному нам гулять было нельзя, но со мной был товарищ из КГБ, Николай Ильич Семин. Видит он мою реакцию, и говорит: «Саша, а вот знаешь, почему в твоем Омске нет таких торговых рядов? Да потому, что там все это сразу бы раскупили. А знаешь, почему тут прилавки и витрины забиты? Да потому, что у бедного японского пролетариата, который живет в нищете, нет денег все это покупать». А я, наивный советский парнишка, ему поверил, и мне стало так жаль японских рабочих! (Смеется.)
- Обманул вас «кэгэбэшник»?
- Наверное, по-своему он все сделал правильно – времена такие были, он стоял на страже существовавшей идеологии, в которую сам, возможно, искренне верил. А вообще, мне повезло: благодаря спорту я увидел мир. Где только не побывал: и в Европе, и в Азии, и в обеих Америках. Во время турнира в США случайно встретил на нью-йоркской улице Вилли Токарева, а я всегда был его поклонником! Разговорились, и он пригласил меня вечером в его ресторан «Одесса», где он пел. Я пришел с подарком – курткой сборной СССР по самбо. Так он ее надел, и весь вечер на сцене пел в этой куртке! (Улыбается.)
– Недавно, в конце октября, боец ММА Конор Макгрегор на пресс-конференции в Москве выразил желание заняться самбо. Слышали?
– Слышал, и отнесся к его заявлению с большой симпатией – он сделал его на полном серьезе. Вообще, Конор в России произвел очень приятное впечатлении. Очевидно, что его скандальный имидж – лишь часть придуманного ему образа, ведь ММА в США – часть шоу-бизнеса.
– Любой юбилей – это время подведения каких-то промежуточных жизненных итогов. Знаю, что кроме самбо у вас в спорте есть еще и другая большая любовь – футбол. Не жалеете, что не стали профессиональным футболистом? Всего было бы не в пример больше, чем в самбо – славы, поклонников, денег…
– Никоим образом не жалею. Я ведь обожаю побеждать! Для меня именно это ощущение, а вовсе не деньги или слава, главный источник эмоций. В самбо я добился наивысших результатов – стал заслуженным мастером спорта, в составе сборной своей страны дважды выиграл чемпионат Европы и трижды чемпионат мира. Посудите сами: смог бы я добиться подобного в футболе? То-то и оно! Так что я счастлив, что связал свою жизнь с этим исконно русским видом спорта – борьбой самбо.
Алексей Одариев