Эта любопытная история случилась в Омске 100 лет назад, в декабре 1919 года. Стоит напомнить, что наш город в годы Гражданской войны был фактически столицей Белой России. 14 ноября 1919 года начался новый период в истории города: белая власть пала под ударами Красной Армии. Что же здесь происходило после прихода красных?
В городе появилась новая власть: победители сформировали Сибирский Революционный комитет (Сибревком) и Омский губернский Революционный комитет (Омский Ревком), которые сосредоточили в руках основные полномочия. Омск в это время находился в очень сложном социально-экономическом положении. Здесь свирепствовала эпидемия тифа, не хватало жилья (хотя часть жителей уехала на Восток, но появились новые люди и учреждения, пришедшие с Красной Армией), ощущалась острая нехватка топлива. Именно с жилищным вопросом была связана одна история, которую я про себя называю «Собачье сердце» в красном Омске».
Для решения нехватки жилплощади Ревкомом проводилась политика «уплотнения», т.е. дополнительно заселения в уже имеющиеся квартиры. То, что эти квартиры могли быть в частной собственности, для Ревкома не имело никакого значения. Такая жилищная политика была общепринятой в городах Советской России. Декрет Президиума ВЦИК от 20 августа 1918 г. «Об отмене права частной собственности на недвижимости в городах» вводил в действие муниципализацию строений, то есть упразднил право частной собственности и передал недвижимое имущество в распоряжение органам местной власти. В общероссийском масштабе эта правовая норма действовала в течение трех лет, вплоть до декабря 1921 г.
Выдача ордеров на заселение, которые выдавали жилищные комиссии (или отделы) при советских органах власти, зачастую не учитывала санитарные нормы, что нередко приводило к переполнению жилых помещений и конфликтам. Справедливости ради стоит сказать, что переуплотнение было в Омске и при А.В. Колчаке, правда, собственникам жилья власть не вселяла насильно дополнительных жильцов. Собственники сами сдавали излишки квартирной площади, пытаясь на этом заработать.
Проблемы жизни города находили свое отражение в главной большевистской газете Омска – «Советская Сибирь» – органе Сибирского Революционного комитета и Сибирского областного бюро РКП(б). Редакция газеты располагалась в самом центре города (Любинский просп., 12). Не обходила вниманием газета и жилищную проблему. 6 декабря вышел 50-й номер этой газеты (она начала издаваться еще до взятия Омска). Среди материалов номера в разделе «Местная жизнь» был размещена и весьма примечательная заметка под названием «Довольно миндальничать!». Автор подписался только фамилией – Березовский. О нем нам неизвестно ровным счетом ничего. Но, поскольку он упоминает себя в сообществе красноармейцев, нельзя исключить, что он и сам служит в армии.
В самом начале материала Березовский рассуждает о том, что «буржуи» приспосабливаются к жизни в освобожденной от колчаковской власти Сибири. «Дело Колчака бесповоротно проиграно. Буржуазия это великолепно учитывает и уже дальше не бежит. Для нас, пролетариев, это великое несчастье: лишние рты». По мнению Березовского, «сотни тысяч беженцев-буржуев запрудили сибирские города». И теперь они «оседают».
Далее автор заметки описывает распрекрасную жизнь «буржуа» в уже советском Омске. «Вид омского буржуа – сытый, блестящий. Буржуа прекрасно одет, хорошо ест, имеет свой выезд, чудесную квартиру – держит себя непринужденно, с презрением посматривая на красноармейцев и рабочих. Мало этого, он уже, как незаменимый специалист, конечно, пробрался в наши учреждения. Превратившись в «советского работника», он становится еще непринужденней, окончательно осваиваясь с положением. – Теперь можно и саботажем заняться!» Конечно, все это было весьма далеко от реальности.
Подготовив читателя, Березовский переходит к самому главному: он рассказывает о ситуации, которая его глубоко возмутила.
Группа красноармейцев получила ордер на заселение в квартиру некого врача (фамилия его не называется) по адресу Банная ул., д. № 18. Это – центр города. У врача, как выясняется, в квартире шесть комнат и передняя. В квартире жили сам врач, его жена, двое детей и няня, т.е. всего пять человек. С точки зрения автора материала – это невообразимая роскошь, а хозяин квартиры – безусловный «буржуй». «Потесниться, – так не то что одна, а три комнаты освободятся», – замечает Березовский. Но врач, оказывается, не собирается пускать в свою квартиру новых жильцов. Доктор приносит им бумагу, в которой четко говорится, что квартира врача освобождается от уплотнения. А вот теперь самое интересное: эта бумага была подписана одним из членов Сибревкома.
Как видим, омская ситуация напоминает сцену из «Собачьего сердца» Михаила Булгакова. В книге, как известно, к профессору Преображенскому является домовой комитет (домком) во главе со Швондером и требует уплотнения. И профессор, который, как заявляет Швондер, живет «один в семи комнатах», категорически отказывается «уплотняться», опираясь на покровительство высокого советского чина. После звонка этому неизвестному чину домком вынужден ретироваться, ничего не добившись.
Ситуация в Омске весьма похожа и даже вышла на новый уровень. Врач смеет угрожать пришедшим к нему потенциальным жильцам. Березовский передает это так: «В дальнейшем разговоре врач сказал, что если его уплотнят, то он и все врачи Омска откажутся работать.
– «Ага, организованный саботаж», решая, ухожу не солоно хлебавши».
Березовский после этого неудачного заселения чувствует себя униженным. Он взывает к властям и читателям газеты, требуя справедливости. Вновь и вновь вызывая собственную ярость, он рисует (уже в третий раз в маленькой заметке!) картинку мифической чудесной жизни буржуазии в послеколчаковском Омске. «Сытые, хорошо одетые, довольные ходят буржуи и посмеиваются с хитрецой: А право, с большевиками жить можно».
Ну, а дальше, как водится, «оргвыводы». Тем более уже речь идет о «саботаже». А это серьезное контрреволюционное преступление, за которое у большевиков предусмотрено суровое наказание (вплоть до высшей меры). Березовским предлагается самый простой рецепт решения жилищного вопроса в Омске: всех «буржуев» отправить в концлагеря.
Психологию Березовского, в общем-то, понять несложно. С его точки зрения, с позиции человека, который воюет на стороне большевиков, победитель-красноармеец должен иметь все. Но вот Белый Омск взят, а для него и его товарищей присмотренная вожделенная квартира оказывается недоступна. В то время как врач оказывается нужным и при Колчаке, и при Сибревкоме и получает «охранную грамоту». Для Березовского это вопиющая несправедливость. Ведь власти фактически охраняют покой «буржуя» от него, пролетария.
Можно понять, безусловно, и врача. Его семье возможное соседство красноармейцев, скорее всего, ничего хорошего не сулило. Кроме того, наверняка в этой квартире врач не только жил со своей семьей, но и принимал больных, поэтому комнаты лишней у него и не было. Подозреваю, что омский доктор, как и булгаковский профессор Преображенский, «не любил пролетариат», но, конечно, вести с красноармейцами разговоры о готовности организовать забастовку врачей значило проявлять явную неосторожность.
Ну, наконец, можно понять и деятелей Сибревкома, давших охранную грамоту врачу. Красноармейцев тысячи, и всех на теплые квартиры не устроишь. Врача-специалиста, а порой и уникального специалиста, они, разумеется, заменить не могут. Лечиться должны даже члены Сибревкома. С этим приходилось считаться.
Конечно, предложение Березовского переселить всех «буржуев» в концлагеря, а их квартиры передать рабочим и солдатам, никто всерьез обсуждать не спешил. Да, были и те, кого омские чекисты отправляли в тюрьмы и концлагеря. Это были те омичи, кто активно служил в контрразведке Колчака, его пропагандистском аппарате, занимал высокие посты в правительстве и армии. Но все они, в большинстве своем, уехали из Омска, понимая, что подвергаются серьезной опасности. Совсем же без старых специалистов («спецов») большевики обойтись не могли: заменить их пока было просто некем. Поэтому приходилось приспосабливаться. Позднее, подготовив свои кадры, большевистская власть станет поступать куда более безжалостно по отношению к «спецам».
История неудачной попытки уплотнения квартиры омского врача в декабре 1919 года, на мой взгляд, не является уникальной. Весьма возможно, и Михаил Булгаков, описывая историю взаимоотношений Швондера и профессора Преображенского, имел в виду вполне реальную ситуацию. В годы Гражданской войны М. Булгаков жил на квартире дяди-врача и, не исключено, мог быть даже свидетелем такой истории. В круговерти российской смуты происходило всякое. И каждый пытался выжить, используя все имеющиеся средства.
Сергей Сизов